Прогуливаясь перед завтраком, Дан и Юна напрочь забыли, что сегодня Иванов день. Единственное, что их интересовало, – это выдра, обитавшая в их ручье. Пройдя шаг-другой по облитой росой полянке, Дан обернулся на свои следы.

– Надо бы поберечь наши сандалии от промокания, – рассудил мальчик.

Это было первое лето, когда брат и сестра не бегали босиком – сандалии им, мягко говоря, не нравились. Так что они их сбросили, закинули за спину и радостно захлюпали по мокрой траве, идя за выдрой след в след.

Тут только они вспомнили об Ивановом дне. Из зарослей папоротника незамедлительно показался Пэк и приветственно пожал детям руки.

– Что новенького у моих девочки и мальчика? – поинтересовался Пэк.

– Нас заставили обуть сандалии, – пожаловалась Юна.

– В обуви, конечно, приятного мало. – Пэк сорвал одуванчик, обхватив его пальцами коричневой, всей в шерсти ноги. – Если не считать Холодного Железа. Народы Холмов боятся даже гвоздей в подметках. Я не такой. А люди подчиняются Холодному Железу, ежедневно сталкиваясь с ним, способным как возвысить человека, так и уничтожить его. Впрочем, людишки мало знают о Холодном Железе: вешают при входе подкову, не переворачивая ее задом наперед, а потом удивляются, когда кто-то из нас проникает в дом. Народы Холмов ищут грудного младенца и…

– …подменяют его другим! – закончила Юна.

– Что за глупости? Людям свойственно перекладывать вину за плохое воспитание ребенка на наше племя. Фокусы с подкидышами – сущие выдумки. Мы тихонько переступаем через порог и едва слышно напеваем спящему малышу заклинания. Впоследствии этот человек будет отличаться от себе подобных. Хорошо ли это? Будь моя воля, я бы наложил запрет на контакты с новорожденными. Я не постеснялся сказать это сэру Хьюону.

– А кто это – сэр Хьюон? – пробормотал Дан.

– Речь идет о короле фей, которому я однажды предложил: «Вам, только и думающим, как бы вмешаться в дела людей, неплохо бы взять грудничка на воспитание и удерживать его среди нас вдали от Холодного Железа. Тогда вы вольны будете выбрать для ребенка судьбу, прежде чем отпустить обратно в мир людей».

Я знал, о чем говорил, ибо накануне дня великого бога Одина я очутился на рынке Льюиса, где торговали рабами, которые носили на шее кольцо.

– Что за кольцо? – спросил Дан.

– Кольцо Холодного Железа, в четыре пальца шириной и в один толщиной. Так вот, какой-то фермер купил на этом рынке рабыню с младенцем, который не был нужен ни ему, ни ей. Под покровом сумерек он пошел в церковь и опустил младенца прямо на холодный пол. Едва он ушел, я схватил ребенка и побежал к сэру Хьюону и поручил малыша заботам его супруги. Когда чета ушла, чтобы поиграть с младенцем, я вдруг уловил дробные удары молота, доносившиеся из кузницы. Напоминаю, что был день Тора, но каково же было мое удивление, когда я узрел его самого, выковавшего из железа некий предмет и бросившего его в долину. От сэра Хьюона и его жены я увиденное утаил, предоставив Народам Холмов забавляться с ребенком. Он рос на моих глазах. Вместе мы облазали все местные холмы. А когда на земле загорался день, малыш начинал барабанить руками и ногами с криком: «Открой!», пока кто-то, знающий заклинание, не выпускал его. Чем больше он сам осваивал колдовство, тем чаще стал обращать свой взор на людей. Мы с ним устраивали ночные вылазки, где он мог наблюдать за себе подобными, а я – за ним, чтобы он, случаем, не дотронулся до Холодного Железа. Во время одной из таких вылазок мы увидели человека, бившего свою жену палкой. Когда воспитанник Народа Холмов бросился на обидчика, на него кинулась… жертва. Вступившись за мужа, женщина расцарапала парню лицо, от его зеленого златотканого сюртучка остались одни лохмотья. Я сказал, что лучше бы ему было прибегнуть к колдовству, чем связываться с этим здоровяком и его старухой. «Я не подумал, – признался он. – Зато я волшебно надавал ему по шее». Народы Холмов нашли виноватого во мне, на что я не замедлил ответить: «Не вы ли воспитываете его так, чтобы в дальнейшем, оказавшись на свободе, он смог повлиять на людей? Вот он и работает над этим». Мне было сказано, что мальчика растили для великих дел и что я, дескать, плохо на него влияю. «Я шестнадцать лет как слежу, чтобы мальчик не коснулся Холодного Железа, ведь стоит этому произойти, и он раз и навсегда найдет свою судьбу, что бы ни готовили для него вы. Что ж, клянусь молотом Тора, я отойду в сторону», – сказал я и скрылся из виду.

Пэк признался, что клятва невмешательства никак не препятствовала ему присматривать за мальчиком, а он под влиянием Народов Холмов будто бы и думать забыл о людях и сделался очень печальным. Он взялся за науку, но Пэк часто ловил его взор, устремленный в долину, к людям. Он занялся пением, но даже пел он спиной к Холмам, а лицом – к людям.

– Вы бы видели, – возмущался Пэк, – как он обещал воспитавшей его королеве фей, что будет держаться от людей подальше, а сам целиком и полностью отдавался фантазиям о них.

– Фантазиям? – переспросила Юна.

– Своего рода мальчишеское колдовство. Оно довольно безобидно, если кто и пострадал от него, то пара пьянчужек, глухой ночью возвращавшихся домой. Но он был милым мальчиком! Король и королева фей не уставали повторять, что у него большое будущее, но были слишком малодушны, чтобы позволить ему испытать свою судьбу. Но чему быть, того не миновать. Как-то ночью я увидел мальчика скитающимся по холмам. Он был рассержен. Тучи то и дело разрывали зарницы, долину наполняли страшные тени, а рощу – охотничья свора, по туманным лесным тропкам скакали конные рыцари в полной амуниции. Естественно, это была всего лишь фантазия, вызванная мальчишеским колдовством. За рыцарями виднелись величественные замки, из окон которых их приветствовали дамы. Но порой все обволакивала тьма. Эти игры не давали повода к беспокойству, но я очень жалел парня, одиноко скитавшегося по придуманному им самим миру, и дивился масштабам его фантазий. Я заметил, как сэр Хьюон с супругой спускаются с моего Холма, где лишь мне было позволено колдовать, и любуются на успехи, которых он достиг в магии. Король и королева фей спорили о судьбе юноши: он видел в своем воспитаннике могущественного короля, она – добрейшего из мудрецов. Вдруг тучи поглотили зарницы его гнева, а лай гончих поутих. «Его магии противостоит чужая! – воскликнула королева фей. – Но чья?» Я не стал раскрывать ей замысел Тора.

– Значит, здесь замешан Тор?! – удивилась Юна.

– Королева фей стала звать своего воспитанника – тот шел на ее голос, но, как и любой человек, не видел в темноте. «Ах, что бы это могло быть?» – сказал он, споткнувшись. «Осторожно! Остерегайся Холодного Железа!» – закричал сэр Хьюон, и мы все трое кинулись к нашему мальчику, но… слишком поздно: он дотронулся до Холодного Железа. Оставалось лишь узнать, что за предмет предопределит судьбу воспитанника фей. Это был не королевский скипетр и не рыцарский меч, не лемех плуга и даже не нож – у людей вообще нет подобного инструмента. «Кузнец, выковавший этот предмет, слишком могуществен, мальчик был обречен найти его», – сказал я вполголоса и поведал сэру Хьюону об увиденном в кузнице в день Тора, когда ребенка впервые принесли на Холмы. «Слава Тору!» – воскликнул мальчик, демонстрируя нам массивное кольцо бога Тора с начертанными на железе рунами. Он надел кольцо на шею и поинтересовался, так ли его носят. Королева фей тихо проливала слезы. Интересно, что замок на кольце еще не был защелкнут. «Какую судьбу сулит это кольцо? – обратился ко мне сэр Хьюон. – Ты, кто не боится Холодного Железа, открой нам истину». Я поспешил ответить: «Кольцо Тора обязывает нашего мальчика жить среди людей, трудиться на их благо и приходить им на помощь. Никогда не будет он сам себе господин, но не будет и над ним другого господина. Он должен будет трудиться до последнего вздоха – в этом дело всей его жизни». «Как жесток Тор! – вскричала королева фей. – Но ведь замок еще не защелкнут, а значит, кольцо еще можно снять. Вернись к нам, мой мальчик!» Она осторожно приблизилась, не в силах, однако, дотронуться до Холодного Железа. Но мальчик твердым движением защелкнул замок навеки. «Мог ли я поступить по-другому?» – проговорил он и горячо попрощался с королем и королевой фей. На рассвете воспитанник фей подчинился Холодному Железу: он пошел жить и трудиться среди людей. Потом он встретил девушку, которая идеально ему подходила, пара поженилась, у них появились дети, много детей. Королю и королеве фей оставалось только утешать себя мыслью, что они научили своего воспитанника, как помогать людям и влиять на них. Человек с такой душой, как у их мальчика, – большая редкость.

Когда Дан и Уна уговаривались пойти гулять до завтрака, им и в голову не приходило, что сегодня как раз утро Иванова дня. Они только хотели увидеть выдру, которая, как говорил Хобден, охотилась в ручье, а подкараулить ее можно было лишь на рассвете. Когда они на цыпочках выбрались из дома, было еще удивительно тихо, и только часы на церковной башне пробили пять раз. Дан сделал несколько шагов по усеянной росой лужайке и, взглянув под ноги, решительно сказал:

– Я думаю, ботинки стоит поберечь. Они, бедняжки, тут насквозь промокнут!

Этим летом детям уже не разрешали ходить босиком, как в прошлом году, но ботинки им мешали, поэтому, сняв и повесив их за связанные шнурки на шею, они весело пошлепали по мокрой траве, на которой так непривычно, не по-вечернему, тянулись длинные тени. Солнце поднялось и порядочно пригревало, но над ручьем еще висели последние клочки ночного тумана. Напав на цепочку выдриных следов, они пошли за ними вдоль берега между зарослями сорных трав и заболоченным лугом. Вскоре след свернул в сторону и сделался неотчетливым – словно полено волокли по траве. Он привел их на Лужайку Трех Коров, оттуда – через мельничную плотину к Кузне, потом – мимо хобденовского сада и, наконец, потерялся в папоротниках и мхах у подножия Волшебного холма. В чаще неподалеку послышались крики фазанов.

– Ничего не выйдет! – воскликнул Дан, тычась туда и сюда, как сбитая с толку борзая. – Роса уже высыхает, а Хобден говорит, что выдры запросто преодолевают много миль.

– Мы тоже преодолели много миль, – сказала Уна, обмахиваясь шляпой. – Как тихо! Сегодня будет настоящее пекло! – Она оглядела долину, где еще ни одна труба не начинала дымить.

– А Хобден-то уже поднялся! – Дан показал на открытую дверь домика у Кузни. – Как ты думаешь, что у него сегодня на завтрак?

– Один из этих , наверное. – Уна кивнула в сторону большого фазана, гордо шествовавшего к ручью. – Он говорит, что они недурны на вкус в любое время года.

В нескольких шагах от них откуда ни возьмись выскочил лис, испуганно тявкнул и бросился наутек.

– Ах, мистер Рейнольдс, мистер Рейнольдс,Смотри рассказ «Переправа «эльфантов». ( Примеч. Р. Киплинга .) – произнес Дан, явно подражая Хобдену. – Если бы я только знал, что кроется в твоей хитрой голове, каким бы я был мудрецом!

– Знаешь, – прошептала Уна, – бывает такое странное чувство, как будто это все уже с тобой было. Когда ты сказал «мистер Рейнольдс», я вдруг почувствовала…

– Не объясняй! Я почувствовал то же самое. Они переглянулись и разом умолкли…

– Погоди! – снова начал Дан. – Я, кажется, начинаю соображать. Это связано с лисицей… То, что случилось прошлым летом… Нет, не могу вспомнить!

– Минуточку! – воскликнула Уна, пританцовывая от волнения. – Это было перед тем, как мы встретили лисицу в прошлом году… Холмы! Волшебные холмы – пьеса, которую мы играли, – ну же, ну!..

– Вспомнил! – крикнул Дан. – Ясно как день! Это был Пак – Пак с Волшебных холмов!

– Ну конечно! – радостно подхватила Уна. – И сегодня снова Иванов день!

Молодой папоротник на пригорке зашевелился, и оттуда вышел Пак – собственной персоной, с зеленой камышинкой в руке.

– Доброе утро, волшебное утро! Какая приятная встреча! Они пожали друг другу руки, и тотчас же пошли вопросы-расспросы.

– Вы перезимовали недурно, – подытожил наконец Пак, осмотрев ребят с ног до головы. – Вроде ничего такого худого с вами не приключилось.

– Нас заставляют носить ботинки, – пожаловался Дан. – Гляди, у меня ноги совсем не загорели. А пальцы как жмет, знаешь?

– М-да… без ботинок, конечно, другое дело. – Пак повертел своей загорелой, кривой, волосатой ногой и ловко сорвал одуванчик, зажав его между большим и указательным пальцами.

– Я тоже так умел прошлым летом, – сказал Дан и попробовал повторить, но у него не получилось. – И в ботинках совершенно невозможно лазить по деревьям, – добавил он с досадой.

– Какая-то польза от них должна быть, раз люди их носят, – глубокомысленно заметил Пак. – Пойдем в ту сторону?

Они не спеша двинулись к полевым воротам на другом конце покатого луга. Там они помедлили, точь-в-точь как коровы, согревая спины на солнышке и прислушиваясь к жужжанию комаров в лесу.

– В «Липках» уже проснулись, – сказала Уна, подтягиваясь и цепляясь подбородком за верхнюю жердь ворот. – Видите, печку затопили?

– Сегодня четверг, не так ли? – Пак повернулся и поглядел на дымок, вьющийся над крышей старого фермерского дома. – По четвергам миссис Винси печет хлеб. В такую погоду булки должны получиться пышными. – Он зевнул, да так заразительно, что ребята тоже зевнули.

Кусты рядом с ними зашуршали, задрожали и задергались – как будто маленькие стайки неведомых существ пробирались через заросли.

– Кто это там? Правда, похоже, будто… Народ С Холмов? – осторожно спросила Уна.

– Это всего лишь мелкие птахи и зверьки, спешащие забраться поглубже в лес от непрошеных гостей, – отвечал Пак уверенно, как опытный лесник.

– Да, конечно. Я только хотела сказать, по звуку можно было подумать…

– Насколько я помню, от Народа С Холмов было куда больше шуму. Они устраивались на дневной отдых точь-в-точь, как мелкие птахи устраиваются на ночь. Но, боги мои! как они были заносчивы и горды в те времена! В каких делах и событиях я принимал участие! – вы не поверите.

– Я уверен, что это жутко интересно! – вскричал Дан. – Особенно после того, что ты рассказал нам прошлым летом!

– Но заставлял все забыть, едва лишь мы расставались, – добавила Уна.

Пак рассмеялся и покачал головой:

– И в этом году вы услышите кое-что. Недаром я дал вам во владение Старую Англию и избавил от Страха и Сомнений. Только в промежутках между рассказами я уж сам покараулю ваши воспоминания, как старый Билли Трот караулил по ночам свои удочки: чуть что – смотает да спрячет. Согласны? – И он плутовато подмигнул.

– А что нам остается? – засмеялась Уна. – Мы-то ведь не умеем колдовать! – Она скрестила руки на груди и прислонилась к воротам. – А в самом деле, ты мог бы меня заколдовать? Например, превратить в выдру?

– Сейчас не мог бы. Мешают башмаки, которые у тебя на шее.

– Я их сниму! – Связанные шнурками ботинки полетели в траву. Дан швырнул свои туда же. – А теперь?

– Теперь тем более не могу. Ты же мне доверилась. Когда верят по-настоящему, волшебство ни к чему. – Пак широко улыбнулся.

– Но при чем тут башмаки? – спросила Уна, устраиваясь на верхней перекладине ворот.

– В них есть Холодное Железо, – объяснил Пак, усевшись рядом с ней. – Гвозди в подметках. В том-то и дело.

– Ну и что?

– Да разве ты сама не чувствуешь? Тебе ведь не хочется снова бегать весь день босиком, как прошлым летом? Если честно?

– Иногда хочется… Но, конечно, не весь день. Я же уже большая, – вздохнула Уна.

– А помнишь, – вмешался Дан, – ты говорил нам год назад – ну, тогда, после представления на Длинном Скате, – будто не боишься Холодного Железа?

– Я и не боюсь. Но Спящие Под Крышей – так Народ с Холмов называет людей – те подвластны Холодному Железу. Оно окружает их с самого рождения: железо ведь есть в каждом доме. Всякий день они держат его в руках, и судьба их так или иначе зависит от Холодного Железа. Так повелось с незапамятных времен, и тут уж ничего не поделаешь.

– Как это? Я что-то не совсем понял, – признался Дан.

– Это долгая история.

– До завтрака еще полно времени! – заверил его Дан и вытащил из кармана большущий ломоть хлеба. – Мы, когда уходили, на всякий случай пошарили в кладовке.

Уна тоже достала горбушку, и оба они поделились с Паком.

– Из «Липок»? – спросил он, вонзая крепкие зубы в поджаристую корочку. – Узнаю выпечку тетушки Винси.

Ел он точь-в-точь как старый Хобден: откусывал боковыми зубами, жевал не спеша и не ронял ни крошки. Солнце вспыхивало в оконных стеклах старого фермерского дома, и безоблачное небо над долиной медленно наливалось жаром.

– Что до Холодного Железа… – обратился наконец Пак к ерзавшим от нетерпения ребятам, – Спящие Под Крышей бывают порой так беспечны! Приколотят, например, подкову над крыльцом, а над задней дверью – забудут. А Народ С Холмов тут как тут. Проберутся в дом, отыщут младенца в зыбке – и…

– Знаю, знаю! – закричала Уна. – Украдут и оставят взамен маленького оборотня.

– Чепуха! – строго сказал Пак. – Все эти байки про оборотней придуманы людьми, чтобы оправдать их дурную заботу о детях. Не верь им! Была б моя воля, я привязал бы этих нерадивых к ободу телеги и гнал плетьми через три деревни!

– Но так теперь не делают, – заметила Уна.

– Что не делают? Не бьют плетьми или не оставляют детей без присмотра? Некоторые люди и некоторые поля совсем не меняются. Но Народ С Холмов никогда не подменивал детей. Бывало, что войдут на цыпочках, пошепчут, повьются вокруг колыбельки, у печки – чуток поколдуют или волшебный стишок набубнят, набормочут – вроде как чайник поет на плите, но когда ребенок начнет подрастать, ум его повёрнут уже совсем не так, как у его сверстников и товарищей. Хорошего в этом мало. Я, например, не позволял проделывать такие штуки в здешних местах. Так и заявил сэру Гийону.

– Кто это – сэр Гийон? – спросил Дан. Пак воззрился на него в немом изумлении.

– Неужели не знаете? Сэр Гийон из Бордо, наследник короля Оберона. Некогда отважный и славный рыцарь, он заблудился и пропал по дороге в Вавилон. Это было очень давно. Слышали песню «До Вавилона много миль»?

– Конечно, – смутившись, ответил Дан.

– Так вот, сэр Гийон был молод, когда эту песню только начали петь. Но вернемся к проделкам с младенцами в люльках. Я говорил сэру Гийону на этой самой поляне: «Если тебе охота возиться с Теми, Кто Из Плоти И Крови, – а я вижу, что это твое сокровенное желание, – то почему бы тебе не приобрести человеческого младенца честно, в открытую, и не воспитать его возле себя, подальше от Холодного Железа? Тогда, вернув его обратно в мир, ты мог бы обеспечить ему блестящее будущее».

«Слишком много хлопот, – отвечал мне сэр Гийон. – Дело это почти невыполнимое. Во-первых, младенца надо взять так, чтобы не причинить зла ни ему самому, ни матери, ни отцу. Во-вторых, он должен быть рожден подальше от Холодного Железа – в таком доме, где Железа никогда не водилось, и в-третьих, во все дни, пока он не вырастет, его надо оберегать от Холодного Железа. Трудное это дело», – и сэр Гийон отъехал от меня в глубоком раздумье.

Случилось так, что на той же неделе, в день Одина (так в старину называлась среда), был я на базаре в Льюисе, где продавали рабов, – вот как сейчас продают свиней на рынке в Робертсбридже. Только у свиней кольца в носу, а у рабов – на шее.

– Кольца? – переспросил Дан.

– Ну да, железные, в четыре пальца шириной и в палец толщиной, вроде тех, что бросают в цель на ярмарках, только с особым замком. Такие ошейники для рабов когда-то изготовляли и в здешней кузне, а потом укладывали в ящики с дубовыми опилками и отправляли для продажи во все концы Старой Англии. Спрос на них был большой! Да, так вот, на том базаре один местный фермер купил себе молодую рабыню с младенчиком на руках и завел перебранку с продавцом из-за ребенка: на что, мол, этакая обуза? Он, видите ли, хотел, чтобы новая работница помогла ему отогнать домой скотину.

– Сам он скотина! – воскликнула Уна, сердито стукнув голой пяткой по забору.

– А тут, – продолжал Пак, – девушка и говорит: «Это не мой младенец, его мать шла вместе с нами, да померла вчера на Грозовом холме».

«Ну, так пусть о нем позаботится церковь, – обрадовался фермер. – Отдадим его святым отцам, пусть вырастят из него славного монаха, а мы, с Божьей помощью, отправимся домой».

Дело шло к вечеру. И вот он берет малыша на руки, относит к церкви Святого Панкратия и кладет у входа – прямо на холодные ступени. Тут я тихонько подошел сзади и, когда он нагнулся, дохнул этому малому в затылок. Говорят, что с того дня он все мерз и не мог согреться даже у жаркого очага. Еще бы!.. Короче говоря, подхватил я ребеночка и помчался восвояси быстрей, чем летучая мышь к себе на колокольню.

Ранним утром в четверг, в день Тора, – вот таким же утром, как нынче, – пришел я по первой росе прямехонько сюда и опустил младенца на траву перед Холмом. Народ, конечно, высыпал мне навстречу.

«Так ты все-таки раздобыл его?» – спрашивает меня сэр Гийон, уставившись на малыша совсем как простой смертный.

«Да, – говорю, – и теперь самое время раздобыть ему поесть».

Младенец и впрямь вопил во все горло, требуя завтрака. Когда женщины унесли его кормить, сэр Гийон повернулся ко мне и снова спросил:

«Откуда он родом?»

«Понятия не имею. Может быть, месяц небесный и утренняя звезда ведают о том. Насколько я мог разобрать при лунном свете, на нем нет ни метки, ни родимого знака. Но ручаюсь, что родился он вдали от Холодного Железа, потому что родился он на Грозовом холме. И забрал я его, не причинив никому никакого зла, ибо он сын рабыни и мать его умерла.

«Тем лучше, Робин, тем лучше! – воскликнул сэр Гийон. – Тем дольше ему не захочется уходить от нас. О, мы обеспечим ему блестящее будущее – и через него станем влиять на Спящих Под Крышей, как нам всегда хотелось».

Но тут подошла супруга сэра Гийона и увела его внутрь холма: поглядеть, что за удивительный ребенок им достался.

– А кто была его супруга? – спросил Дан.

– Леди Эсклермонд. Она тоже была когда-то женщиной из плоти и крови, пока не последовала за сэром Гийоном «за овраг» – как у нас говорят. Ну, меня-то младенцами не удивишь, так что я остался снаружи. И вот, слышу, в Кузне, вон там – Пак показал на домик Хобдена, – загремел молот. Для работников было еще слишком рано, но я вдруг подумал: сегодня четверг, день Тора. Тут потянуло ветром с северо-востока, древние дубы зашумели, заволновались, как когда-то, и я подкрался поближе – посмотреть, что там такое.

– И что же ты увидел?

– Кузнеца, который ковал Холодное Железо. Он стоял ко мне спиной. Когда он закончил, то взвесил готовую вещь на ладони, размахнулся и зашвырнул ее далеко через долину. Я видел, как она блеснула на солнце, но не успел заметить, куда она упала. Неважно! Я-то знал: рано или поздно ее найдут.

– Откуда ты знал? – удивился Дан.

– Я узнал кузнеца, – сказал Пак, понизив голос.

– Это был Виланд?Смотри рассказ «Меч Виланда». ( Примеч. Р. Киплинга .) – спросила Уна.

– В том-то и дело, что нет. С Виландом мы бы нашли, о чем потолковать. Но это был не он, нет… – Палец Пака прочертил в воздухе странный знак, вроде полумесяца. – Затаившись в траве, я следил, как былинки колышутся у меня перед носом, пока ветер не стих и кузнец не исчез, забрав свой молот.

– Так это был Тор? – прошептала Уна.

– Кто же еще? Это был день Тора. – Пак снова начертил в воздухе тот самый знак. – Я не стал ничего рассказывать сэру Гийону и его госпоже. Уж если накликал беду, не стоит делиться с соседом. К тому же я ведь мог и ошибиться. Может быть, он взялся за молот от скуки, хоть это на него и не похоже. Может, просто выбросил ненужную железяку. Как знать! В общем, я помалкивал, радуясь вместе со всеми на нашего малыша. Это был чудесный ребенок, и Народ С Холмов так его полюбил! – они бы мне все равно не поверили.

Ко мне малыш привязался сразу. Как только он научился ходить, мы с ним обошли весь этот Холм. Хорошо ему ковылялось по густой траве и мягко падалось. Он всегда знал, когда наверху занимается день, и сразу же начинал возиться и стучаться под Холмом, точно матерый кролик в норе, повторяя: «Откой! откой!», пока кто-нибудь, кто знал заклинание, не выпускал его наружу. И тут уж он пускался искать меня по всем закоулкам, только и слышно бывало: «Робин! Где ты?»

– Вот лапочка! – засмеялась Уна. – Как бы я хотела на него посмотреть!

– Мальчишка был хоть куда! А когда пришло ему время учиться волшебству – заклинаниям и так далее, – помню, как он сиживал вечерами на склоне холма, повторяя слово за словом нужный стишок и порой пробуя его силу на каком-нибудь прохожем. И когда птицы опускались рядом или дерево склоняло перед ним свои ветки, он, бывало, кричал: «Робин! Гляди – вышло!» – и снова шиворот-навыворот лопотал слова заклинания, а у меня не хватало духу объяснить ему, что это не чары подействовали, а лишь любовь к нему и птиц, и деревьев, и всех обитателей Холма. Когда он стал поуверенней говорить и научился произносить заклинания без запинки, как мы, его все больше стало тянуть в мир. Особенно его интересовали люди, ведь он и сам был из плоти и крови.

Видя, что он может запросто шнырять между людьми, живущими под крышей, вблизи Холодного Железа, я стал брать его с собой в ночные вылазки, чтобы он мог получше изучить людей, но при этом следил, чтобы он ненароком не коснулся чего-нибудь железного. Это было не так трудно, как кажется, ведь в домах помимо Холодного Железа есть множество других вещей, привлекательных для мальчишки. Бедовый был парень! Не забуду, как я его взял с собой в «Липки» – в первый раз ему случилось побывать под крышей дома. Теплый дождь накрапывал снаружи. От запаха деревенских свеч и висящих под стропилами копченых окороков – да еще в тот вечер набивали перину – у него помутилось в голове. Не успел я его остановить – мы прятались в пекарне, – как он полыхнул таким шутейным огнем, со сполохами и гуденьем, что люди, визжа, выскочили в сад, а одна девочка впотьмах опрокинула улей, и пчелы – он-то никак не думал, что они на такое способны, – искусали беднягу так, что он вернулся домой с лицом, распухшим, как картошка.

Сэр Гийон и леди Эсклермонд пришли в ужас. Уж как они ругали бедного Робина – мол, мне нельзя больше доверять ребенка и все такое прочее. Только Мальчик на эти слова обращал не больше внимания, чем на пчелиные укусы. Наши вылазки продолжались. Каждую ночь, как только темнело, я высвистывал его в зарослях папоротника, и мы уносились куролесить между Спящими Под Крышей до самой зари. Он задавал мне уйму вопросов, а я отвечал, как умел. Пока мы снова не попали в переделку! – Пак поерзал немного на воротах, отчего перекладина закачалась и заскрипела.

В Брайтлинге мы наткнулись на одного мерзавца, который дубасил во дворе свою жену. Я как раз собирался перекувырнуть его носом через колоду, как мой Мальчик спрыгнул с изгороди и бросился на защиту. Жена, конечно, тут же приняла сторону мужа, и, пока тот колотил Мальчика, она пустила в ход свои ногти. Мне пришлось исполнить огненный танец на грядке с капустой, сверкая, как Брайтлингский маяк, чтобы они испугались и убежали в дом. Зелено-золотой костюм Мальчика был разодран в клочья, ему досталось не меньше двадцати синяков от палки, да вдобавок все лицо было расцарапано в кровь. В общем, выглядел он как гуляка из Робертсбриджа в понедельник утром.

«Робин, – говорил он мне, пока я пытался счистить с него грязь пучком травы, – я что-то не понимаю Спящих Под Крышей. Я хотел защитить эту женщину, и вот что я получил за это, Робин!»

«Чего же еще можно было ожидать? – возразил я. – Как раз был случай применить одно из твоих заклинаний – вместо того, чтобы бросаться на человека втрое тяжелее тебя».

«Я не подумал, – сознался он. – Но один раз я его здорово треснул по башке – лучше всякого заклинания. Видел?»

«У тебя из носа каплет. Не утирай кровь рукавом, ради бога, – возьми подорожник». Я хорошо представлял себе, что скажет леди Эсклермонд.

Но ему было все равно. Он был счастлив, как цыган, укравший коня. Грудь его золотой курточки, в пятнах крови и приставших травинках, выглядела как древний алтарь после жертвоприношения.

Конечно, Народ С Холмов во всем обвинил меня. Мальчик, по их мнению, ни в чем не мог быть виноват.

«Вы же сами хотели, чтобы он жил между людьми и влиял на них, когда придет время, – оправдывался я. – И вот, когда он делает первые попытки, вы сразу начинаете бранить меня. Я-то тут при чем? Это его собственная природа толкает его к людям».

«Мы не желаем, чтобы его первые шаги были в этом роде, – заявила леди Эсклермонд. – Мы готовили ему блестящее будущее – а не эти ночные проделки, прыжки через забор и прочие цыганские штучки».

«Шестнадцать лет я берег его от Холодного Железа, – отвечал я. – Вы знаете не хуже меня, что, как только он в первый раз коснется Холодного Железа, он навсегда обретет свою судьбу, какое бы будущее вы ему ни прочили. Чего-нибудь да стоят мои заботы».

Сэр Гийон, будучи мужчиной, был уже готов согласиться, что я прав, но леди Эсклермонд с истинно материнским жаром сумела его переубедить.

«Мы тебе очень благодарны, – сказал сэр Гийон, – но в последнее время, как нам кажется, ты слишком много гуляешь с ним на Холме и вокруг».

«Что сказано, то сказано, – ответил я. – И все же я надеюсь, что вы передумаете».

Я не привык отчитываться перед кем-либо на моем собственном Холме и никогда бы не потерпел этого, если бы не любовь к нашему Мальчику.

«Об этом не может быть и речи! – воскликнула леди Эсклермонд. – Пока он здесь, со мной, ему ничего не грозит. А ты его доведешь до беды!»

«Ах, вот как! – возмутился я. – Так слушайте же! Клянусь Ясенем, Дубом и Терном, и молотом Тора вдобавок (тут Пак снова прочертил в воздухе таинственную двойную дугу), что пока Мальчик не обретет свою судьбу, какова бы она ни была, вы можете на меня не рассчитывать».

Сказал – и умчался от них быстрей, чем дымок улетает от вспыхнувшего фитилька свечи. Сколько они ни звали меня, все было напрасно. Хотя я и не давал им слова совсем забыть о Мальчике – и я приглядывал за ним внимательно, очень внимательно!

Когда он убедился, что я пропал (не по своей воле!), ему пришлось больше прислушиваться к тому, что говорили опекуны. Их поцелуи и слезы в конце концов прошибли его, убедили, что он был раньше несправедлив и неблагодарен. А там начались новые праздники, игры и всякое волшебство – лишь бы отвлечь его мысли от Спящих Под Крышей. Бедный мой дружок! Как часто он звал меня, а я не мог ни ответить, ни даже подать знак, что нахожусь рядом!

– Совсем не мог ответить? – поразилась Уна. – Наверное, Мальчик был очень одинок…

– Конечно, не мог, – подтвердил Дан, о чем-то глубоко задумавшийся. – Разве ты не поклялся в этом молотом самого Тора?

– Молотом Тора! – гулко и протяжно откликнулся Пак, и тут же продолжал обыкновенным голосом: – Конечно, не видя меня, Мальчик чувствовал себя очень одиноко. Он начал изучать науки и премудрости (у него были хорошие учителя), но я видел, как часто он подымал взгляд от книг, чтобы вглядеться в мир Спящих Под Крышей. Он учился складывать песни (и тут учителя у него были хорошие), но пел эти песни спиною к Холму, лицом к людям. Уж я-то знаю. Я сидел и печалился вместе с ним – совсем рядом, на расстоянии кроличьего прыжка. Потом ему пришло время изучать Высшую, Среднюю и Низшую магию. Он обещал леди Эсклермонд, что не будет приближаться к Спящим Под Крышей, так что ему приходилось развлекаться тенями и картинами.

– Какими картинами? – переспросил Дан.

– Это очень легкое волшебство – скорее баловство, чем волшебство. Я вам как-нибудь покажу. Главное, что оно совершенно безвредно – разве напугает каких-нибудь забулдыг, возвращающихся из таверны. Но я чувствовал, что дело этим не кончится, и следил за ним неотступно. Чудный был парень – второго такого не найти! Помню, как он гулял вместе с сэром Гийоном и леди Эсклермонд, которым приходилось обходить то борозду, где оставило след Холодное Железо, то кучу шлака с забытым в ней совком или лопатой, а ему так хотелось отправиться прямиком к Живущим Под Крышей – его туда как магнитом тянуло… Славный парень! Ему готовили блестящее будущее, но никак не решались отпустить его одного в мир. Не раз я слышал, как они предупреждали его об опасностях, да беда в том, что сами они не желали слушать предупреждений. И случилось то, что должно было случиться.

В одну из душных ночей я видел, как Мальчик спустился с Холма, окутанный каким-то тревожным свечением. Зарницы вспыхивали в небе, и тени, трепеща, пробегали по долине. Ближние перелески и кусты огласились лаем борзых свор, а лесные просеки заполнились рыцарями, едущими верхом сквозь молочные копны тумана, – все это, конечно, было создано его собственным волшебством. А над долиной в лунном свете лепились и громоздились призрачные замки, и девушки махали руками из окон, но замки вдруг превращались в ревущие водопады, и вся картина затмевалась мраком его тоскующего молодого сердца. Конечно, меня не смущали эти детские фантазии – меня бы и магия Мерлина не испугала. Но я горевал вместе с моим Мальчиком – я шел за ним сквозь смерчи и вспышки призрачных огней и томился его тоскою… Он метался взад-вперед, словно бычок на незнакомом лугу, – то совсем один, то окруженный призрачными псами, а то во главе отряда рыцарей несся на крылатом коне на помощь плененным призрачным девам! Не думал я, что ему под силу такое колдовство, но так бывает с мальчиками, когда они незаметно вырастают.

В час, когда сова во второй раз возвращается с добычей в гнездо, я увидел сэра Гийона с его госпожой, спускающихся на лошадях с Волшебного холма. Они были довольны успехами Мальчика – вся долина сверкала от его колдовства – и обсуждали, какое блестящее будущее его ждет, когда они наконец отпустят его жить к людям. Сэр Гийон представлял его великим королем, а его супруга – замечательным мудрецом, прославленным своими знаниями и добротой.

И вдруг мы увидели, как вспышки его тревог, бегущие по облакам, вдруг померкли, словно упершись в какую-то преграду, и лай его призрачных псов внезапно умолк.

«Это Колдовство борется с другим Колдовством, – воскликнула леди Эсклермонд, натягивая поводья. – Кто же там противостоит ему?»

Я промолчал, ибо считал, что это не мое дело – возвещать о приходах и уходах Аса Тора.

– Но откуда ты знал? – спросила Уна.

– Потянуло ветром с северо-запада, пронизывающим и знобким, и, как в прошлый раз, затрепетали ветки дуба. Призрачный огонь взметнулся вверх – одним изогнутым лепестком пламени – и умчался бесследно, будто задули свечу. Град, как из ведра, посыпался с неба. Мы слышали, как Мальчик бредет по Длинному Скату – там, где я вас впервые встретил.

«Сюда, сюда!» – вскрикнула леди Эсклермонд, простирая руки в темноту.

Он медленно брел вверх – и вдруг споткнулся обо что-то там, на тропе. Конечно, он был лишь обыкновенным смертным.

«Что это такое?» – удивился он.

«Погоди, не трогай, малыш! Берегись Холодного Железа!» – воскликнул сэр Гийон, и оба они стремглав поскакали вниз, крича на ходу.

Я не отставал от них, и все-таки мы опоздали. Мальчик, видно, тронул Холодное Железо, потому что волшебные кони вдруг резко остановились и с храпом встали на дыбы.

И тогда я рассудил, что время явиться перед ними в своем собственном обличье.

«Как бы там ни было, он поднял его. Наше дело теперь – узнать, что это такое, ибо в этой вещи заключена его судьба».

«Сюда, Робин! – позвал мальчуган, едва услышав мой голос. – Что это я такое нашел, не понимаю».

«Погляди получше, – откликнулся я. – Может быть, оно твердое и холодное, с драгоценными камнями наверху? Тогда это королевский скипетр».

«Ничуть не похоже», – сказал он, сгорбившись и ощупывая железный предмет. Было слышно, как что-то лязгнуло в темноте.

«Может быть, у него есть рукоять и две острые кромки? – спросил я. – Тогда это рыцарский меч».

«Ничего такого нет, – отвечал он. – Это не нож и не подкова, не плуг и не крюк, и я не видел ничего подобного у людей». Он присел на корточки, возясь со своей находкой.

«Что бы это ни было, ты догадываешься, кто его потерял, Робин, – сказал мне сэр Гийон. – Иначе бы ты не стал задавать эти вопросы. Скажи же нам, если сам знаешь».

«Можем ли мы помешать воле Кузнеца, который выковал эту вещь и оставил там, где оставил?» – прошептал я и тихо поведал сэру Гийону то, чему был свидетелем у Кузни в день Тора, в тот самый день, когда я принес младенца на Волшебный холм.

«Увы, прощайте, мечты! – молвил сэр Гийон. – Это не скипетр, не меч и не плуг. Но, может быть, это мудрая книга в тяжелом переплете с железными застежками? Может быть, в ней блестящее будущее для нашего Мальчика?»

Но мы-то знали, что только утешаем сами себя. И леди Эсклермонд лучше всех почувствовала это своим женским сердцем.

«Тур айе! Во имя Тора! – воскликнул Мальчик. – Оно круглое, без концов – это Холодное Железо, в четыре пальца шириной и в палец толщиной, и на нем что-то написано».

«Прочти, если можешь разобрать», – крикнул я. К тому времени тучи рассеялись, и сова снова вылетела из леса на добычу.

Ответ не замедлил. Это были руны, написанные на железе, и звучали они так:

Исполнится судьба,

Известная немногим,

Когда ребенок встретит

Холодное Железо.

Он теперь стоял, выпрямившись в лунном свете, наш Мальчик, и на шее у него блестел тяжелый железный ошейник раба.

«Вот оно как!» – прошептал я. Впрочем, он еще не защелкнул замок.

«Какую это означает судьбу? – спросил сэр Гийон. – Ты имеешь дело с людьми и ходишь под Холодным Железом. Растолкуй же нам, научи, как быть».

«Растолковать я могу, а научить – нет, – отвечал я. – Значение этого Кольца в том, что носящий его отныне и навек должен жить среди Спящих Под Крышей, повиноваться им и делать, что прикажут. Никогда ему не стать господином даже над собой, не говоря уже о других людях. Он будет отдавать вдвое больше, чем получает, и получать вдвое меньше, чем отдает, до последнего своего дыхания; и когда перед смертью он сложит с себя ношу, окажется, что все его труды ушли впустую».

«О злой, жестокосердный Тор! – воскликнула леди Эсклермонд. – Но взгляните! взгляните! Застежка еще не застегнута! Он еще может снять кольцо. Он еще может к нам вернуться. Слышишь, мой Мальчик?» – Она приблизилась к нему так близко, как только смела, но ей было невозможно коснуться Холодного Железа. Мальчик и впрямь еще мог снять свой ошейник. Он поднял руки к горлу, как бы ощупывая кольцо, и тут замок щелкнул и встал на место.

«Так получилось», – виновато улыбнулся он.

«Иначе и не могло получиться, – подтвердил я. – Но утро уже близко, и если вы хотите прощаться, прощайтесь не откладывая, ибо после восхода солнца Холодное Железо станет его господином».

Они сели рядом – все втроем – и так, заливаясь слезами, прощались друг с другом до самого восхода. Славный был мальчик – другого такого уж не найти.

Когда настало утро, Холодное Железо сделалось господином его судьбы, и он ушел работать к Спящим Под Крышей. Вскоре он повстречал девушку себе по сердцу, они поженились и нарожали, как говорится, кучу детей. Может быть, этим летом и вы встретитесь с кем-нибудь из их потомства».

«Господи! – вздохнула Уна. – А что делала бедная леди Эсклермонд?»

«Что можно поделать, если сам Ас Тор положил Холодное Железо на тропу юноши? Они с сэром Гийоном утешались мыслью, что успели многому научить своего Мальчика и он все-таки сможет влиять на Спящих Под Крышей. Он и впрямь был славный мальчик! Но не пора ли завтракать? Пожалуй, я немного пройдусь с вами».

Они дошли до сухой, прогретой солнцем лужайки, заросшей папоротником, когда Дан вдруг толкнул в бок Уну, и она, остановившись, быстро натянула на ногу один ботинок.

– Эй, Пак! – с вызовом сказала она. – Тут нет вокруг ни Дуба, ни Ясеня, ни Терна, и вдобавок, – она встала на одну ногу, – смотри! Я стою на Холодном Железе. Что ты будешь делать, если мы не уйдем отсюда? – Дан тоже влез в один ботинок, ухватясь за руку сестры, чтобы крепче стоять на одной ноге.

– Что-что? Вот оно, человеческое нахальство! – Пак обошел их вокруг, разглядывая ребят с явным удовольствием. – Вы и впрямь думаете, что я не могу обойтись без горсточки сухих листьев? Вот что значит избавиться от Страха и Сомнений! Ну, сейчас я вам покажу!

…………………………………………………………………

Через минуту они влетели как угорелые в домик Хобдена, крича, что набрели в папоротниках на гнездо диких ос, и требуя, чтобы сторож скорее отправился с ними и выкурил этих опасных ос.

Хобден, который как раз закусывал холодным жареным фазаном (его неизменный скромный завтрак), только махнул рукой:

– Чепуха! Еще не время для осиных гнезд. Да и не стану я копать на Волшебном холме ни за какие деньги. Э, да вы занозили ногу, мисс Уна! Сядьте и наденьте второй башмак. Вы уже большая, негоже вам шастать босиком на голодный желудок. Отведайте-ка моего цыпленка.

ХОЛОДНОЕ ЖЕЛЕЗО

Серебро – служанкам, золото – для дам,

Медь и бронза – для работы добрым мастерам.

«Так-то так, – сказал Барон, облачась в доспех, -

Но холодное железо одолеет всех».

И восстал он с войском против Короля:

Осадил высокий замок, сдать его веля.

Но пушкарь на башне молвил: «Ну уж нет!

Смертоносное железо – вот вам наш ответ».

Полетели ядра с неприступных стен,

Многих тут поубивало, многих взяли в плен.

Сам Барон в темнице, без людей своих:

Так холодное железо одолело их.

«На тебя, – сказал Король, – зла я не держу:

Я верну тебе твой меч – и освобожу».

«О, не смейся надо мной! – отвечал барон. -

Я железом, не тобою, нынче побежден.

Для глупца и труса – слезы и мольбы,

А для непокорных – прочные столбы.

Ты всего меня лишил – так и жизнь возьми!

Лишь холодное железо властно над людьми».

«Позабудь, – сказал Король, – нынешний мятеж.

Вот тебе вино и хлеб: пей со мной и ешь.

Пей во имя Девы и навек пойми,

Как железо стало силой меж людьми».

И своей рукою хлеб Он преломил,

И питье и яства сам благословил.

«Видишь на руках моих язвы от гвоздей?

Вот как вышло, что железо в мире всех сильней.

Страждущим страданье, стойкость мудрецам,

И бальзам на раны – всем истерзанным сердцам.

Я простил твою вину, искупил твой грех:

Ведь холодное железо впрямь сильнее всех.

Сильному – корона, удалому – трон,

Власть даруется тому, кто властвовать рожден».

На колени пал Барон и вскричал: «О да!

Но холодное железо верх возьмет всегда.

В крест забитое железо верх возьмет всегда».

В сутки нужно пить не менее 1,5-3 литров воды, советуют врачи, диетологи, спортсмены. Но какой она должна быть? И какое влияние на здоровье оказывает та вода, которую мы используем для повседневных нужд? Мало кто задумывается, что причиной недомоганий и даже болезней является переизбыток железа в воде.

Признаки FE в прозрачной воде

Можно предположить, что если вода не ржавая, то железа в ней нет и беспокоиться не о чем. Откуда же тогда бурый и желтый налет на ванной, раковине, чайнике и других поверхностях? Ответ: растворенное железо в воде. Оставаясь долгое время на большой поверхности, оно окисляется и выпадает в цветной осадок, обеспечивая хозяйкам перманентное отмывание всех поверхностей и приборов. Но износ и коррозия вещей - не главная опасность железа, ведь в первую очередь страдает здоровье.

Почему воду нужно чистить от железа

Если ржавую воду однозначно нельзя пить и вообще как-то использовать, то с растворенным железом сложнее. Можно ли пить такую воду, мыться, стирать в ней?

Если железа больше 0,3 мг/л (норма СанПин), пить такую воду точно не стоит. Все остальное - на свой страх и риск.

Последствия повышенного содержания железа в воде:

1. Нарушение функций печени, почек, сердца,
2. Нарушение работы ЖКТ, расстройства,
3. Нарушение внимания и реакций,
4. Пожелтение кожных покровов, сухость,
5. Сухость и ломкость волос и ногтей,
6. Вялость, снижение иммунитета.

Все эти симптомы не обязательно проявятся вместе и сразу. Постепенно подтачивая организм, железо неизвестным для нас образом может негативно повлиять на многие системы нашего организма.

Разве железо не полезно?

Полезно! Но большую часть дневной нормы железа человек получает из пищи. Так что увы, перехитрить свое тело не получится.

Как очистить железо и не разориться на картриджах?

Сейчас существует много разных вариантов фильтров. Известные бренды предлагают кувшины и магистральные фильтры со сменными картриджами, чтобы покупатель обязательно вернулся за новыми. Для практичных и заботящихся об экологии людях есть другой вариант: титановые фильтры для воды - экологический продукт года, победитель премии ECO BEST 2018.

1. Картридж из 100% титанового спеченного порошка легко окисляет железо, заставляя его выпасть в осадок.
2. Ржавчина остается в порах фильтра
3. По мере загрязнения картридж вынимается и замачивается в лимонной кислоте. После этого он полностью готов к работе.
4. С процессом очистки справится и ребенок.
5. Титан не подвержен коррозии в быту и не изнашивается, полностью безопасен для здоровья.
6. Титановый фильтр не нужно менять, срок годности неограничен.
7. Фильтрует горячую и холодную воду
8. Компактность

Кроме железа, титановый фильтр очистит марганец, аммиак, нефтепродукты, мутность, цветность, посторонние запахи и даже радон - радиоактивный элемент.

Официальный представитель компании-производителя - Анатолий Вассерман, подтвердивший качество очистки:

"Золота - хозяйке, служанке - серебра,
Медь - мастеру искусному для пользы и добра.
"Но лишь одно железо - в замке сказал барон, -
Холодное Железо всем правит с давних времен".

"...А если б ты захотел превратить меня в кого-нибудь, например, в выдру, ты бы смог?
- Нет, пока у тебя на плече болтаются сандалии - нет.
- А я их сниму. - Юна бросила сандалии на землю. Дан тут же последовал ее примеру. - А теперь?
- Видно, сейчас вы верите мне меньше, чем прежде. Тот, кто верит в волшебство по настоящему, не станет просить чуда.
Улыбка медленно поползла по лицу Пака.
- Но при чем тут сандалии? - спросила Юна, усевшись на ворота.
- При том, что в них есть Холодное железо, - сказал Пак, примостившись там же. - Я имею ввиду гвозди в подметках. Это меняет дело."
Редьярд Киплинг "Сказки Пака"

Словарь символов, Джек Тресиддер, изд. "Гранд" Москва 2001 год.

Гвоздь
Символ защиты. Например, по китайской традиции, в здание часто забивают множество лишних гвоздей, чтобы защитить его от злых духов; в Древнем Риме в храме Юпитера существовала ежегодная церемония забивания гвоздя.
Прикрепление или соединение — функции гвоздей, которые, как полагают, прямо повлияли на их значение в некоторых африканских магических обрядах — удержать вызываемых духов рядом, пока они не выполнят те задачи, ради которых шаман их вызывает. В произведениях искусства три гвоздя символизируют распятие Христа. Гвозди также могут быть атрибутами личностей, связанных со Христом, — например, св. Елена, мать императора Константина Великого, про которую говорили, что она владеет тем самым крестом и гвоздями, которые использовали при распятии Иисуса Христа, что, впрочем, оспаривалось другими «обладателями» этих реликвий.

"Энциклопедия примет и суеверий" Кристина Хоул, Москва "Крон-пресс"

Гвозди
Как и почти все, сделанное из железа, гвозди раньше использовались в самых разных видах ворожбы — как защитной, так и лечебной. Говорят, что римляне вбивали их в стены домов как противоядие от чумы.

Плиний утверждает, что эпилептика можно вылечить, если вбить гвоздь в землю, на которой он лежал в припадке. Он также сообщает, что гвоздь, выдернутый из гробницы и положенный на пороге спальни, защищает спящего от ночных кошмаров, видений и призраков. В этом последнем, конечно, замешана власть мертвых, но несомненно также, что усиливалась она именно с помощью железа.

В Великобритании считают удачей найти на дороге гвоздь, особенно ржавый. Его надо немедленно поднять и унести домой. Если гвозди носить в кармане или спрятать в доме, они предохраняют от колдовства и сглаза. В свое время верили, что если кого-то подозревают в колдовстве, это подозрение можно проверить, потихоньку от него вбив десятипенсовый гвоздь в его (или ее) след. Если это действительно колдун, какая-то сила заставит его вернуться и вытащить гвоздь, а если он невинен, то так и пойдет своей дорогой, не подозревая о проведенном над ним эксперименте.
В Суффолке малярию лечили тем, что выходили в полночь на перекресток дорог, поворачивались вокруг себя три раза и вбивали десятипенсовый гвоздь в землю по самую шляпку. Это надо было сделать за то время, пока бьют часы, причем следовало вернуться домой спиной вперед, пока не затихла последняя нота. Если все сделать правильно, то болезнь останется там, на перекрестке, и ее подхватит первый наступивший на гвоздь.
Обри в «Miscellanies» сообщает, что зубную боль можно победить, расковыряв до крови десну новым гвоздем, который потом надо забить в дуб. «Это вылечило сына Уильяма Нила, — пишет он, — в высшей степени мужественного джентльмена, когда от боли он едва не сошел с ума и уже хотел застрелиться». На острове Айлей в прошлом веке гвозди вбивали в большой валун под названием «Ксач Дийд», чтобы предотвратить зубную боль на будущее. Другой способ, практиковавшийся там же, — заколотить гвоздь в верхнюю перемычку кухонной двери. Пока он остается там, человек, ради которого его вбили, не будет страдать от зубной боли. В Бернере примерно в те же времена вытаскивали только что вбитый в гроб первый гвоздь, чтобы потереть им больной зуб, — это считалось вернейшим средством.
В Чешире, когда несколько мужчин хотели связать себя и друг друга клятвой что-то сделать или чего-то не делать, они все вместе шли в лес на некотором удалении от дома и там вбивали гвоздь в дерево, принося клятву, что они выполнят обещание, пока гвоздь будет оставаться на месте. Вытаскивать его без всеобщего согласия было нельзя, но если такое случалось, все освобождались от клятвы. Хотя этого обычая больше не существует, в чеширском наречии сохранилось выражение «вытащить гвоздь», которое означает нарушить клятву или обещание.

Гвозди
Тот, кто болен лихорадкой, пусть выйдет один в полночь на перекресток дорог, и, когда часы начнут бить полночь, трижды обернется на одном месте и вобьет в землю гвоздь за десять пенни. Затем он должен уйти от этого места задом наперед, прежде чем часы пробьют двенадцать раз. Лихорадка покинет его. (Суффолк).
Здесь мы имеем дело с "прибиванием зла" — одним из наиболее распространенных во всем мире суеверий. Едва ли найдется хотя бы одна страна, цивилизованная или нецивилизованная, где такие обряды не практиковались бы в той или иной форме.
Зло (в данном случае — болезнь) можно было прибить к земле, к дереву, к двери и к любому другому месту, куда можно вбить гвоздь и, таким образом, избавить от беды пациента, который затем уходил от этого места.
В Блиде (Алжир) женщины вбивают гвозди в некое священное дерево, чтобы освободиться от своих болезней. Персы расцарапывали до крови десну под больным зубом и вбивали окровавленный гвоздь в дерево — вместе с зубной болью. Если кто-то ненароком выдергивал гвоздь, он забирал себе зубную боль.
То же самое делали жители Порт-Шарлот, Брунсвика, Северной Африки, Могадора, Туниса и Египта. В Каире еще в недавние времена было принято вбивать гвозди в деревянные створки Южных Ворот, чтобы избавиться от головной боли.
Вот еще один случай, когда похожие обычаи бытуют у народов, между которыми никогда не было никакой связи.

Если свинью или свинство помянут в море, рыбак должен прикоснуться к гвоздям своей лодки и сказать "cauld airn", иначе не миновать ему несчастья.

"Энциклопедия символов, знаков, эмблем" изд. "Локид" 1999, "Миф" 1999

Гвоздь
Гвоздь есть утверждение символа космической оси на небольшом отрезке, отыгрывающем эту вертикаль.
В христианской традиции это - гвозди креста. Эмблемы святых Себастьяна, Урсулы, Кристины, Эдмунда обозначают мучение и страдание.

Фреска - Гвозди Креста Господня
Дидро, французский энциклопедист, сравнивал глубокие мысли с железными гвоздями, которые вогнаны в ум так, что потом их ничем нельзя вырвать.
На архетипическом уровне гвоздь, как правило, не является символом вины. Если ты нечаянно наступил на гвоздь, то это знак твоей невнимательности, что и подтверждает русская поговорка «Невинен гвоздь, что в стену лезет - обухом колотят».
На психоаналитическом уровне гвоздь, несомненно, несет фаллическую нагрузку. В знаменитом романе Эриха Марии Ремарка «Черный обелиск» некая фрау Питкер вытаскивает гвоздь анальным сфинктером.
говорят, что на даче Сталина существовал гвоздь огромных размеров, вбитый в балку. В мифическом плане он осуществлял магико-символическую функцию, помогая власти диктатора. Один из пролетарских поэтов использовал метафору о железных людях, из которых можно делать гвозди, что, несомненно, является элементом социальной магии.
Гвозди участвуют в знаке конечности. Забить гвоздь в крышку гроба значит покончить с кем-либо или с какой-то ситуацией. У спортсменов-футболистов существует выражение «повесить бутсы на гвоздь», которое означает конец спортивной карьеры. В.К.

"Холодное Железо подчиняет людей. С самого рождения они окружены железом и не могут без него жить. Оно есть в каждом их доме и способно возвысить или уничтожить любого из них. Такова судьба всех смертных, как зовут людей Жители Холмов, и ее не изменишь.
...Люди относятся к железу легкомысленно. Они вешают подкову на дверь и забывают перевернуть ее задом наперед. Потом, может через день, а может, через год, в дом проскальзывают Жители Холмов, находят грудного младенца спящего в колыбели, и..."

"Энциклопедия суеверий" "Локид" - "Миф" Москва 1995

ПОДКОВА
Лошадиная подкова, прибитая над дверью дома, приносит удачу всем, кто в нем живет. (Повсеместно).
Если подкова над дверью взята из-под задней ноги сивой кобылы, удача будет наибольшей.
Подкова, прибитая на мачту рыболовецкого судна, защищает его от бури. (Суеверие шотландских рыбаков).
Если ты найдешь на дороге подкову, подбери ее, плюнь на нее и брось через левое плечо, загадав желание. Твое желание должно исполниться. (Север).
Найти подкову на дороге — к счастью. (Повсеместно).
Если всадник положит монету на один из камней "Кузницы Уэйленда" (Беркшир), а затем удалится восвояси, то Уэйленд чудесным образом подкует его лошадь. (Уэйленд —это Вёлунд, бог древних скандинавов. Что же касается "Кузницы Уэйленда", то это группа древних камней в районе беркширского Уайтхорса).
Вера в счастливые качества лошадиной подковы — одно из наиболее распространенных современных суеверий. Даже те, кто возмущается, когда их называют суеверными, найдя подкову все же стараются прибить ее над дверью.
Но суеверие требует (мы выяснили это на примере множества прибитых подков), чтобы она висела строго определенным образом, а именно концами кверху.
Источник этого поверья состоит в том, что дьявол (от которого должна защищать подкова) всегда ходит кругами и, доходя до каждого из концов подковы, вынужден развернуться и пойти обратно.
В Девоншире и Корнуолле — землях, населенных феями и пиксами, — суеверие, связанное с подковой, популярно и по сей день.
Чтобы отогнать дьявола, подкова была зарыта в портале Стейнинфилдской церкви в Суффолке. Очевидно, община не доверяла святой воде, которая обычно используется для этих нужд.
Многие великие люди тоже питали слабость к лошадиным подковам. Например, на "Виктории", флагманском судне адмирала Нельсона, подкова была прибита к мачте.
Г-н Кейри Хэзлитт вспоминает, как однажды он ехал со своим знаменитым приятелем по Лондону в кэбе и тут лошадь потеряла подкову. Его друг тут же выскочил из кэба и схватил подкову, чтобы прибить ее над дверью своего дома.
Когда доктор Джеймс, в то время еще бедный химик, изобрел жаропонижающее средство, его познакомили с Ньюбери, которому он мог продать свое лекарство.
По дороге к дому Ньюбери химик увидел на дороге подкову и спрятал ее в свою сумку. И все успехи, которые были достигнуты впоследствии с продажей жаропонижающего, доктор Джеймс приписывал тому, что он прибил найденную подкову под крышей своего экипажа.
Культ подковы мог возникнуть также из легенды о Св. Дунстане и дьяволе. Святой был известным кузнецом, и (как гласит легенда) однажды к нему явился сам дьявол и попросил подковать свое копыто. Святой согласился и, приковав посетителя к стене, взялся за него так крепко, что дьявол запросил пощады, Перед тем, как освободить, святой заставил его поклясться, что он никогда не войдет туда, где будет видна подкова.
Однако, скорей всего, идею, будто подкова может защитить от злых сил, на наши острова занесли римские завоеватели. Ведь римляне были уверены, что зло можно пригвоздить к чему-либо, и вбивание гвоздей в двери и стены зданий было у них распространенным средством лечения болезней и отведения порчи.
Насколько крепко люди верили в сипу подковы, свидетельствует одно из добрых пожеланий, распространенных в начале прошлого века. "Пусть ваш порог никогда не лишится своей подковы!"
Кроме христиан, в счастливые свойства подковы верят иудеи, турки, еретики и атеисты во всем мире.

Вера в подкову широко распространена и в России: "Найти старое железо, особенно подкову — приносит счастье. Найденная подкова, прибитая к порогу торгового заведения, приносит удачу в торговле".
В русских деревнях подковы обычно прибивались или перед порогом, или над дверью, правда; в отличие от английской традиции, располагать подкову было принято концами вниз.

ПОДКОВА
На протяжении веков подкова считалась приносящим счастье и защиту амулетом во всех странах, где куют лошадей. Частично это происходит оттого, что она сделана из железа и выкована кузнецом, а частично от того, что она своей формой напоминает, а потому и символизирует, молодой месяц.
Найти подкову на дороге — очень хорошая примета, и особенно если она отлетела от задней, ближайшей к прохожему ноги серой кобылы. Нечего и говорить, что оставлять такую редкую и счастливую находку без внимания ни в коем случае нельзя. В некоторых регионах говорят, что, как и в случае с гвоздем или угольком, правильная последовательность действий при находке такова: поднять предмет, плюнуть на него, загадать желание, бросить через левое плечо и идти своей дорогой не оглядываясь. Впрочем, более общепринятая практика — взять подкову с собой и прибить над входной дверью или к порогу.
Вера в то, что присутствие подковы в этих местах отвращает злые силы и приносит счастье, очень стара и отнюдь не изжита и поныне, если можно принять в качестве свидетельства тому множество настоящих или игрушечных подков, висящих в городских и сельских домах по всему миру. Обри в «Remaines» замечает, что «это должна быть подкова, найденная на большой дороге случайно; ее используют как защиту от злых козней или от власти ведьм; и это старинный способ, исходящий из астрологического принципа, что Марс есть враг Сатурна, под которым находятся ведьмы; и нигде его так много не используют (и поныне), как в западной части Лондона, и особенно в новых постройках». Фермеры прибивали одну, три или семь подков над стойлами и конюшнями для защиты своих животных от колдовства и, в случае лошадей, от того, чтобы феи и бесы мучили их по ночам. Моряки тоже прибивали подковы на мачты, чтобы отвратить шторма и кораблекрушение. Говорят, что на грот-мачте «Виктории» у адмирала Нельсона тоже висела подкова.
Мнения о том, как правильно подвешивать подкову, несколько расходятся. Некоторые считают, что вешать надо концами вниз. Другие, и таких, пожалуй, большинство, считают, что в таком случае удача выльется, и чтобы сохранить ее внутри, надо вешать подкову рогами вверх. У обеих теорий есть свои страстные приверженцы, но более популярной, по крайней мере в Англии, представляется все же вторая. Ф. Т. Элуорти в «Horns of Honor» сообщает о сомерсетском фермере, который, полагая, что его заболевший скот сглазили, привесил подкову рогами вниз. Животные не выздоравливали, и сосед сказал ему, что это оттого, что подкова висит «вверх ногами». Если подкова не висит рогами вверх, ничего хорошего ожидать не приходится. Фермер внял совету приятеля, перевесил подкову и, согласно сообщенным Элуорти сведениям, больше уже не имел проблем с больным скотом.
Р. М. Хинли (97) отмечает два интересных линкольнширских способа ворожбы с использованием подков. Первый был направлен на то, чтобы не допустить белой горячки, и состоял в том, чтобы прибить три подковы в головах кровати. Сделавший это мог пить сколько ему заблагорассудится, не боясь, что начнет заговариваться или видеть чертиков.
Другой способ более изощрен и явно языческого происхождения. Хинли рассказывает, что в 1858-м или 1859-м году там, где он жил, вспыхнула эпидемия лихорадки, и он как-то раз принес больному ребенку хинин. Бабушка больного отвергла дар, сказав, что у нее есть кое-что получше, чем «эта противная горечь». Она провела м-ра Хинли в комнату, где лежал больной, и показала три подковы, прибитые в изножье кровати с молотком поперек их. Это, сказала она, отгонит приступы лихорадки. Она приделала их с соблюдением соответствующего ритуала: прибивала каждую подкову молотком, держа его в левой руке и приговаривая:
Отец, и Сын, и Святый Дух, Прибей дьявола на сук. Трижды бьет Святой мой крюк, Трижды молот бьет с наскока, Раз за Бога, и раз за Вода, и раз за Лока.
В этом заклинании наряду с Пресвятой Троицей призываются скандинавские божества Вотан (Один) и Локи, а «Святой крюк» представляет молот Тора. Но при этом крайне маловероятно, чтобы бубушка больного ребенка отдавала себе во всем этом отчет. Единственное, что она знала, так это то, что стих этот — могущественное заклинание, и что вместе с подковами и молотком он обеспечит более быстрое и полное выздоровление, чем любое химическое вещество.

Энциклопедический словарь "Славянский мир I-XVI века" В. Д. Гладкий, Москва Центрополиграф 2001 г.

ПОДКОВЫ — применявшиеся в древности для защиты копыт рабочих животных чулки или башмаки, сплетенные из камыша, лыка, соломы, веревки, позже — железные пластинки с крючками; эти приспособления привязывали к нижней части ноги животного ремнями или веревками. Современные П., прибиваемые гвоздями, изобретены римлянами (судя по многочисленным находкам в поздних римских военных лагерях) не позже 3 в. С тех пор П. почти не менялись.
П. бывают летние и зимние. Зимой и в случае передвижения по скользкой дороге для большей устойчивости животных на нижней поверхности П. делаются шипы (выступы). Различаются также П. для верховых, упряжных лошадей и др. Для порочных и больных копыт применяют круглые П., полуподковы и др.

Словарь символов, Джек Тресиддер, изд. "Гранд" Москва 2001 год.

ПОДКОВА
Древний талисман против дурного глаза, но только если изгиб подковы направлен вверх — это подтверждает теорию, что предполагаемая магия подковы основана на защитном символизме месяца (железо образует форму полумесяца).

В. И. Даль "Толковый словарь живого великорусского языка"

ПОДКАВЫКАТЬ (подковыкать), подковать лошадь, ковать, пришивать под копыта гвоздями подковы. Подкуй, да не закуй. У коня ноги подкуты, зап. подкованы. Подкуй козла: лошадям легче! Языка не подкуешь (чтоб не спотыкался). Подковать сапоги, подбить железные скобки, подковки. Подковать сани, подбить подрезы. || — кого, обмануть, надуть. || Подковало на дворе, безличн., подморозило, подмерзло. —ся, страдат. или возвр. по смыслу речи. Подкавыванье, подкованье, подков, подковка, действ. по глаг. || Подковка, —вочка, умалит. подкова, железная скоба, выкованная по конскому копыту, обычно с шипами назади, по концам, и с одним напереди, с продольной снизу бороздкой и восемью дырами в ней, для гвоздей. Вологжане жеребенка с подковами съели, замест теленка. || Подковка, новг. прорубь, на Ильмене, куда рыболовы запускают рели, шесты, прогоны. Подковный гвоздь или ухналь (Hufnagel) походить на костыль. Подковочный стан, в коем подтягивают лошадь на подпругах, для ковки. Подковник, растен. Hippocrepis, переводн. Подковообразный, подковчатый, очертаньем похожий на подкову. Подкавыватель лошадей, подкователь, подковщик, подковавший кого, что-либо; || подковщик, мастер или продавец подков.

Энциклопедия Брокгауза и Ефрона

Подкова

— В древности подковывания не существовало в теперешнем значении этого слова; существовало только обувание ног лошади в особого вида соломенные сандалии, подобно тому как это и поныне делается еще в Японии. Подковывание впервые начали практиковать галлы, причем П. делались из железа или бронзы. В VI в. по Р. Хр. подковывание изредка производилось германцами, славянами и вендами. В IX в. встречается первое упоминание ("Tactica", V, 4, Льва VI) о существовании подковывания у греков, вероятно, занесенного в Константинополь германцами. Во всеобщее употребление в Европе ковка лошадей вошла только в XIII в. по Р. Х.

"Корона - для героя, держава - тому, кто смел,
Трон и власть - для сильного, кто удержать их сумел"
"Нет, преклонил колена в замке своем барон. -
Холодное железо - властитель всех времен.
Железо с Голгофы - властитель всех времен!"
Редьярд Киплинг "Сказки Пака"
(...эмм...по поводу железа с Голгофы - я не согласна, конечно, посольку Пак вот разгуливал по полям и холмам доброй старой Англии задолго до Распятия, да и железо тогда уже было в цене. А со временем, я полагаю, и Голгофа забудется, как храмы Юпитера или Гора, но железо останется все равно еще дольше...Если только китайцы не завалят весь мир пластиком и силиконом..))) - D.W.)

(фанатик с Филиппин, прибивший себя гвоздями к кресту...Нет, поклоняться Юпитеру по крайней мере было не больно..))) - D.W.)

"Энциклопедия примет и суеверий" Кристина Хоул, Москва "Крон-пресс"

БУЛАВКИ
Булавки раньше использовали при разного рода ворожбе, с добрыми и злыми целями, и гаданиях. Будучи с одной стороны острыми, с другой — сделанными из металла, они могли быть как опасными, так и защищающими, в зависимости от обстоятельств и способов употребления. Вколотая в дверь булавка не допускала проникновения в дом ведьм и колдунов, но и они могли использовать те же булавки для своего колдовства, особенно в магии изображений. Люди любили бросать согнутые и скрюченные булавки в целебные и исполняющие желания колодцы и источники, да, похоже, и сейчас любят, потому что на их дне можно часто видеть совершенно новые, незаржавевшие булавки.
Обычно считается хорошей приметой найти булавку на земле, но только если ее немедленно поднять. В некоторых регионах это хорошо только при том условии, что острие направлено от вас. Если же оно направлено к вам, надо оставить булавку на месте, ибо поднять ее значит «взять себе скорбь». В Суссексе незамужняя женщина не должна поднимать с земли изогнутую, помутневшую или ржавую булавку, иначе она так и умрет незамужней.

Наличие острого кончика делает булавку нехорошим подарком между друзьями, разве только что-нибудь будет подарено в ответ. В некоторых местах их нехорошо даже одалживать. Впрочем, это вполне безопасно, если дарящий или дающий взаймы не передаст булавку из рук в руки, а пригласит «угощаться». Многие моряки не любят иметь их на борту, потому что из-за них может возникнуть течь в корпусе или могут порваться рыбацкие сети.
Портниха на примерке, как правило, избегает пользоваться черными булавками. Если при этом она случайно приколет новое платье к старой одежде клиентки, то число использованных при этом булавок обозначит число лет до ее свадьбы.

Когда в обязанность подружек невесты входило раздевать ее перед первой брачной ночью, девушка, вынувшая первую булавку, считалась счастливицей — она первая из всей компании выйдет замуж. Она не должна была, однако, оставлять булавку себе — их все надо было выбрасывать. Миссон де Вальбур в своих «Воспоминаниях и наблюдениях М. Миссона в его путешествиях по Англии» (Н. Misson de Valbourg, «Memoirs & Observations of M. Misson in his Travels over England», 1719, trans. J. Ozell) рассказывает, что после брачного пира «подружки ведут невесту в спальню, где раздевают ее и укладывают на постель. Они должны расстегнуть и выбросить все булавки. Горе невесте, если хоть единая останется близ нее; ничего у нее не пойдет ладом. Горе и подружке, если она оставит себе хоть одну булавку, ибо тогда она не выйдет замуж до самой Троицы».

Викторианская булавка с подковой - это, конечно, не железо, но я не удержалась..))) - D.W.

В некоторых регионах Великобритании считается, что если любая незамужняя, необязательно подружка невесты, сможет вынуть для себя булавку из невестиного платья во время ее возвращения из церкви, она выйдет замуж в течение года; но она опять-таки не должна ее хранить, потому что тогда либо примета не сработает, либо только что повенчанная пара не будет знать достатка.
Аналогично этому, булавки, которыми был заколот саван или что-нибудь другое на покойнике, не должны больше использоваться живыми. После того как их вынули из погребальных одежд, их следует аккуратно уложить в гроб и похоронить вместе с покойным.

Викторианские шляпные булавки.

Один из магических способов вернуть неверного или ушедшего возлюбленного — бросить в полночь двенадцать новых булавок в огонь и сказать:
Не булавки сжечь хочу,
А сердце... поворочу.
Пусть не ест, не спит, не пьет,
Пока обратно не придет.
Другой способ — воткнуть две булавки в горящую свечу так, чтобы они проткнули фитиль, и произнести это же заклинание. Эдди говорит, что на севере срединных английских графств верили, что женщина может причинять мучения своему мужу или любовнику, просто нося девять булавок в складках своего платья.

Булавки когда-то очень широко использовались для защиты от ведьм и разрушения чар. Шарлотта Лэтем повествует о том, как во время ремонта дома в Палборо во второй половине девятнадцатого века под плитой очага в одной из комнат нашли бутылку, в которой находилось более двухсот булавок. Рабочие сказали, что часто находят такие бутылки в старых домах и что они предназначались для защиты от ведьм и колдунов.
В том же рассказе о суссекских верованиях говорится о том, как миссис Пакстон из Уэстдина, посетив некий деревенский дом, обнаружила на очаге флягу, полную булавок. Ей сказали, чтобы она ее не трогала, потому что фляга очень горяча, а также потому, что тогда ворожба не сработает. Хозяйка дальше объяснила, что ее дочь больна эпилепсией. Поскольку врачи ничего сделать не могли, женщина пошла к знахарке, и та определила, что приступы вызваны колдовством, и посоветовала наполнить флягу булавками и поставить у огня, чтобы они раскалились докрасна. Тогда они пронзят сердце ведьмы, которая наложила эти чары, и заставят ее их снять. Она сделала, как ей велели, и вот теперь ожидает, что дочь скоро поправится.

Турецкие булавки.

"Энциклопедия суеверий" "Локид" - "Миф" Москва 1995

БУЛАВКА
Заметишь булавку — подбери ее, и весь год тебе будет сопутствовать удача.
Заметишь булавку и оставишь ее лежать, и удача отвернется от тебя на весь день.
Если подружка невесты вынимает булавки из ее свадебного наряда — она приобретает удачу.
Если, идя к алтарю, невеста потеряет булавку, — не видать ей удачи.
Никогда не одалживай булавку. (Север).
Поднимаясь на борт корабля, не бери с собой булавок. (Йоркшир).
Изо всех этих суеверий до наших дней, очевидно, дожило только одно: табу на одалживание булавок. Оно все еще тщательно соблюдается на Севере, где, разрешая взять булавку, вам скажут: "Возьмите, но я вам ее не давал". В чем заключается неудача, которой они избегают, мы не смогли выяснить.

Булавочка с подвеской в виде замочка - двойной амулет.

Примета с найденной булавкой имеет определенное условие. Если вы видите лежащую булавку, то, прежде, чем подобрать ее, присмотритесь, как она лежит. Если она лежит острием к вам, подбирать ее не стоит, ибо это принесет неудачу. Однако ничто не помешает вам подобрать ее на обратном пути, когда она будет лежать острием от вас!
Трудно понять дурное предзнаменование, связанное с потерей булавки. Но Миссон ("Travels") пишет: "Горе невесте, потерявшей булавку! Не видать ей удачи ни в чем. Горе и подружке, которая подберет булавку, ибо она не выйдет замуж до Троицына дня".
Очевидно, именно поэтому подружки невесты имели обычай выбрасывать на счастье булавки из ее свадебного наряда.

Забавное упоминание о булавках связано со свадьбой королевы Марии Шотландской и графа Дарнли. Рэндольф ("Letters") сообщает, что после венчания королева, удалившаяся в свою опочивальню, чтобы сменить наряд, "позволила всем присутствовавшим приблизиться, чтобы взять по булавке на память".
На Оксни Айленд (Ромнийские болота) после похорон каждый участник траурной процессии втыкал булавку в кладбищенские ворота, через которые внесли покойника. Считалось, что это защитит усопшего от злых духов, которые могут напасть на него.
То же самое делал егерь, если на охоте кто-нибудь погибал от неудачного выстрела. Он втыкал иголки в каждую ограду и в каждый столбик, мимо которого проносили тело. Это суеверие, очевидно, имеет нечто общее с "прибиванием зла".

Одалживание булавки в русской традиции также считается плохой приметой: "Булавку давать — не должно, чтобы не раздружиться; а уж если нельзя обойтись, то сперва уколоть того в руку, кому давать приходится".
В отличие от английского поверья, в России повсеместно распространено убеждение, что подобрать найденную булавку (как вообще всякий колющий или режущий предмет) — накликать себе беду.

Турецкая булавка-амулет от сглаза.
Практически во всех мифологических системах существует представление о том, что нечистая сила боится колющих и режущих железных предметов (ножа, топора, иголки и т. д.). Этим можно объяснить запрет подбирать булавку, лежащую острием по направлению к идущему (см. английское поверье), так как человек в этом случае оказывается "в позиции" нечистой силы. Также понятно, почему потеря булавки невестой считается дурным предзнаменованием, — невеста теряет оберег, свою магическую защиту. Кстати, в русском свадебном обряде многих локальных традиций невесте от сглаза втыкали в подол или за пазуху булавки крест-накрест. Булавка служила магическим оберегом и в английском похоронном обряде (возможно, даже от самого покойника).

М. Фасмер "Этимологический словарь русского языка"

Булава, булавка

Укр. булава "булава, жезл", польск. buawa "булава, гетманский жезл". Производное на -ava (-аvъ) от слав. *bula "шишка, набалдашник", словен. bъla "шишка, желвак", чеш. boule "шишка", польск. bua "ком", bula "пузырь", сербохорв. бэљити, избэљити "выпучивать глаза, таращиться". || Родственно гот. ufbauljan "надувать, делать надменным", ср.-в.-н. biule, нов.-в.-н. Beule "шишка", ирл. bolach ж. < *bhulak (Стокс, KZ 30, 557 и сл.); см. Бернекер 1, 100; Брюкнер 48; Ильинский, РФВ 61, 240; Корш, AfslPh 9, 493. Предположение о заимств. булава из тюрк. (Mi. TEl. 1, 268; EW 417; Горяев, ЭС 33) не имеет оснований (см. Корш, там же); точно так же следует отвергнуть попытки видеть в нем зап. заимств. (напр., Корш, там же; Mi. TEl., Доп. 1, 18). [Славский (1, 50) предполагает заимств. из неизвестного источника. — Т.]