Культура речи является важнейшим условием воспитания общей и внутренней культуры людей. Владение литературным языком, совершенствование навыков речевой культуры, составляет необходимый компонент образованности, интеллигентности человека. Под культурой речи принято понимать соблюдение норм литературного языка, умение передавать свои мысли в соответствии с назначением и целью высказывания, грамматически правильно, логично, точно, образно, выразительно.

Слова «образность», «образный» используются в стилистике в разных значениях. Образность в широком смысле этого слова - как живость, наглядность, красочность изображения - неотъемлемый признак всякого вида искусства, форма осознания действительности с позиций какого-то эстетического идеала, образность речи - частное ее проявление. В теории русского языка образность речи принято понимать выразительно-изобразительные качества речи, сообщаемые ей лексическими и грамматическими средствами (экспрессивной лексикой, особыми аффиксами, тропами и фигурами). По мнению Б.Н. Головина, «образность речи - наличие в ней изобразительности, наглядности, «картинности», при обозначении предмета, признака, действия словом или другой языковой единицей, например словосочетанием или предложением» . Это способствует созданию более яркого впечатления об обозначаемом. Образность речи вырабатывается в результате тренировки речевых навыков, сосредоточения внимания на выразительных возможностях языка.

И.Б. Голуб рассматривает образность речи как «особую стилевую черту, которая получает наиболее полное выражение в языке художественной литературы» . Г.Г. Хазагеров отмечает, что образность предполагает отражение действительности художественными средствами, в том числе словами, употребляемыми в переносном значении. Автор доказал, что развитие образности речи, «основывающееся на фразеологизмах, используемых в русских народных сказках, должно происходить в единстве с решением задач словарной работы, формированием грамматического строя речи, звукового строя речи» .

Попадая в художественный контекст, слово включается в сложную образную систему произведения и неизменно выполняет эстетическую функцию. «Слово в художественном произведении, - писал академик В.В. Виноградов, - совпадая по своей внешней форме со словом соответствующей национально-языковой системы и опираясь на его значение, обращено не только к общенародному языку и отражающемуся в нем опыту познавательной деятельности народа, но и к тому миру действительности, который творчески создается или воссоздается в художественном произведении. (…) Поэтому оно [слово] двупланово по своей смысловой направленности и, следовательно, в этом смысле образно» . Более узкое понимание образности речи основано на использовании слов в переносном значении, с измененной семантикой. При этом слова, получающие образное значение, в художественном контексте в какой-то степени теряют свою номинативную функцию и приобретают яркую экспрессивную окраску. Изучение образного значения слова в этом смысле направлено на исследование лексических приемов, придающих речи эстетико-художественное значение.

Р.А. Стаценко считает, что «образность речи создается благодаря употреблению слов в переносном значении» . М.М. Алексеева , В. И. Яшина , Н.В. Гавриш , О.С. Ушакова под образной речью понимают умение ребенка правильно использовать такие выразительные средства, как метафора, сравнение, олицетворение, эпитеты, многозначные слова, фразеологизмы, и с их помощью ярко, точно, убедительно выражать свои мысли и чувства. Мы разделяем точку зрения Б.Н. Головина и под образностью речи будем понимать наличие в ней изобразительности, наглядности, «картинности», при обозначении предмета, признака, действия словом или другой языковой единицей, например словосочетанием или предложением.

Рассматривая развитие образности как важное звено в общей системе речевой работы, Н.В. Гавриш подчеркивает, что «показателем богатства является не только достаточный объем активного словаря, но и разнообразие используемых словосочетаний, синтаксических конструкций, а также звуковое (выразительное) оформление связного высказывания» . В связи с этим она прослеживает связь каждой речевой задачи с развитием образности речи. Е.В. Савушкина также признавала важность развития образности речи детей. Говоря об образной речи, она вкладывала в это понятие умение ярко, убедительно, и в то же время сжато выразить свои мысли и чувства, умение интонацией, точным словом, правильно построенным предложением воздействовать на слушателей. По ее мнению, «образность предполагает и наличие эмоционально-экспрессивных средств выражения в речи в виде зрительных, слуховых, моторно-двигательных и других представлений» .

Выразительность речи - это очень многоплановое понятие, это совокупность особенностей речи, поддерживающих внимание и интерес у слушателей. Б.Н. Головин под выразительностью речи понимает «такие особенности её структуры, которые поддерживают внимание и интерес у слушателя и читателя» . Выразительность связана с коммуникативной и эстетической функциями языка и достигается как логическим, так и эстетическим воздействием на адресата. Выразительность опирается на богатство, достигается употреблением в речи выражений, избегающих обыденности, неожиданных оборотов.

О.В. Узорова и Е.А. Нефедова полагают, что выразительность речи - это «умение ярко, убедительно передать мысль, это способность воздействовать на людей не только интонациями, общим настроением рассказа, отбором фактов, но и построением фразы, выбором слов» . В системе языка есть слова и выражения, образность которых является их постоянным и естественным свойством. Сюда относятся метафоры, эпитеты, сравнения, большинство фразеологизмов, пословиц, поговорок, афоризмов т.д., то есть весь арсенал специальных изобразительно-выразительных средств языка.

Исследования психологов и педагогов (Л.С. Выготский , Ф.А. Сохин , Д.Б. Эльконина и др.) показывают, что к старшему дошкольному возрасту у детей развивается осмысленное восприятие, проявляющееся в понимании содержания и нравственного смысла произведения, в способности выделять и замечать средства художественной выразительности, т.е. у детей развивается понимание образной стороны речи. Образная речь является составной частью культуры речи. Формирование образной речи имеет огромное значение для развития связной речи, что является основой воспитания и обучения детей.

Как показали исследования Н.А. Подымова, О.А. Шороховой, «в развитии образной речи особую роль играют произведения изобразительного искусства, так как формирование эстетического восприятия произведений живописи влияет на использование средств художественной выразительности в описании, повествовании, рассуждении» .

Воспринимая художественный образ живописного произведения, ребенок соотносит его со словесным образом, который он передает в своем сочинении. Здесь речь идет не о прямом описании или рассказе по содержанию картины (что часто наблюдается в практике работы дошкольных учреждений), а о восприятии художественного образа произведения, будь то пейзаж, натюрморт или жанровая картина, и о дальнейшем осмыслении его, умении передать свои впечатления в словесном творчестве. Можно также говорить о воздействии на развитие образной речи и других видов искусства (музыки, театра), которые по-своему влияют на творческие способности детей в области слова.

Взаимосвязь разных видов искусств углубляет эмоциональные впечатления детей, развивает их чувства и образную речь. Каждый вид искусства раскрывает перед ребенком новое содержание, развивает воображение, будит новые впечатления и ассоциации, помогает понять, какую важную роль играют художественные средства в создании того или иного образа. Можно использовать посещение музея, рассматривание картин и рассказывание на тему одной картины (жанровой, пейзажа, натюрморта, портрета), рассказывание по двум картинам на одну тему, но разных художников. При этом можно применять метод «вхождения» в картину и метод «словесного рисования» .

Итак, можно сделать следующие выводы.

Дошкольный возраст является важнейшим периодом в развитии речи. Исследования психологов и педагогов, показывают, что к старшему дошкольному возрасту у детей развивается осмысленное восприятие, проявляющееся в понимании содержания и нравственного смысла произведения, в способности выделять и замечать средства художественной выразительности, т.е. у детей развивается понимание образной и выразительной стороны речи.

Мы разделяем точку зрения Б.Н. Головина и под образностью речи будем понимать умение ребенка правильно использовать такие выразительные средства, как метафора, сравнение, олицетворение, эпитеты, многозначные слова, фразеологизмы, и с их помощью ярко, точно, убедительно выражать свои мысли и чувства. Выразительность речи - это умение ярко, убедительно, передать мысль, это способность воздействовать на людей не только интонациями, общим настроением рассказа, отбором фактов, но и построением фразы, выбором слов.

Важнейшие источники развития выразительности и образности детской речи - это произведения художественной литературы и устного народного творчества, в том числе и малые фольклорные формы (пословицы, поговорки, загадки, потешки, считалки, фразеологизмы). Исследования ученых показывают, что старшие дошкольники понимают и способны использовать в речи многозначные слова, разнообразные средства образности. У детей имеются представления о средствах выразительности, они понимают смысловое богатство слова, смысловую близость и различия однокоренных синонимов, понимают словосочетания в переносном значении. Дети владеют запасом грамматических средств, способны чувствовать структуру и семантическое место формы слова в предложении; умение использовать разнообразные грамматические средства (инверсия, уместное употребление предлогов). Также старшие дошкольники используют в речи синонимы и антонимы.

Выразительность – это качество речи, которое своими свойствами и особенностями поддерживает внимание и интерес у слушателей (читателей). Следовательно, речевая культура – это не только хорошее знание языка, умение пользоваться его богатством, но и владение выразительными возможностями речи.

Выразительность – это прежде всего образность речи, ее яркость, самобытность. Образная речь своими свойствами воздействует на сознание, формирует конкретно-чувственные представления о действительности.

Образность немыслима без богатства речи, ибо достигается собственно языковыми средствами , иными словами: умелым использованием всех богатств языка, свободным владением его лексическим многообразием – омонимами, синонимами, паронимами, антонимами, фразеологизмами.

Образность присуща в первую очередь письменной речи, в которой автор имеет возможность максимально усовершенствовать свой текст, чтобы наиболее полно передать свои чувства, мысли, намерения. Именно удачно выбранное, яркое слово делает и речь яркой, незабываемой.

Вторым, не менее важным средством речевой выразительности является интонация . Под интонацией понимают разнообразные оттенки голоса чтеца, которые отражают смысловую и эмоциональную стороны речи.

Интонация складывается из логического ударения, пауз, темпа, силы и высоты голоса, тона . Все эти элементы интонации находятся в тесной взаимосвязи, дополняют друг друга, определяются содержанием речи и обусловливаются выбором говорящего, т.е. целиком зависят от его речевых намерений.

Интонационная, речевая выразительность является прерогативой устной речи.

О каком сознательном выборе выразительных интонационных средств может идти речь?

С позиций речевой выразительности особую актуальность приобретают ясность и четкость произношения, хорошая дикция, точность ударений, возможности голоса, правильное дыхание – словом, все те составляющие, которые имеют общее название – техника речи .

Техника речи – это система работы говорящего (оратора, чтеца) над своим речевым аппаратом.

Итак, техника речи , интонационная логика звучащей речи, эмоционально-образная экспрессивность (выразительность) – три взаимосвязанных компонента интонации, выразительная триада , составляющая основу исполнительского мастерства, сущность которого состоит в умении «рисовать интонацией».

Остановимся на технической стороне интонации. Дыхание, голос и дикция – составные части словообразования, т.е. речевого аппарата в действии.

Речевое дыхание отличается от обычного, физиологического, непроизвольного, когда ритмически чередуются вдох – выдох – пауза. Речевое дыхание является брюшным (диафрагмальным). Во время говорения (чтения) дыхание становится произвольным, сознательно управляемым и контролируемым: за глубоким вдохом следует короткая пауза, а затем медленный плавный выдох, во время которого и происходит акт говорения (чтения).

Правильное дыхание – это дыхание свободное (лишенное напряжения), глубокое, незаметное, автоматически подчиненное воле говорящего (чтеца). При этом нужно не переполнять легкие воздухом и не делать полного выдоха. Несколько тренировочных упражнений приучат делать правильные вдохи и плавные выдохи до полного произнесения нерасчленимого текста. Такие упражнения удобно проводить при чтении пословиц.

От правильного дыхания зависит и чистота голоса говорящего (чтеца).

Голос – нежнейший и тончайший инструмент, которым должен легко и свободно владеть каждый человек. Голос должен быть хорошо развитым, модулированным, достаточно громким, поэтому его необходимо беречь, упражнять, обогащать, совершенствовать, развивать. Лучшим является голос средней силы и высоты, так как он наиболее подвижен и гибок.

Хорошая дикция – одно из важнейших условий выразительной речи. Она дает возможность отчетливого звучания и быстрого понимания любого слова. Отсюда возникают неукоснительные требования не только выразительной, но и культурной речи в целом: дикционная чистота, четкость, разборчивость, а также строгое соблюдение орфоэпических норм и правил литературного ударения.

Средствами реализации логической выразительности звучащего текста являются расстановка логических ударений, пауз, изменение темпа произнесения речевых тактов, игра голоса. Для создания соответствующей мелодики речи необходимо мысленно расчленить ее на части и в пределах каждой из этих частей найти логические центры и логику произнесения фразы в целом.

Хорошая речь – осмысленно паузированная речь . Паузы делают живую речь естественной, четкой, выразительной. Паузы не только расчленяют речь, но и объединяют ее: слова, находящиеся между паузами, приобретают смысловое единство.

Важным средством логической выразительности является и темп . Он замедляется либо ускоряется, благодаря растяжению или уплотнению времени, необходимого для произнесения слов и осуществления пауз. Темп чтения зависит от жанра речевого произведения, от характера изображаемых картин, явлений.

Повышениями и понижениями голоса, увеличением и уменьшением его громкости и силы, ускорением и замедлением темпа создается логическая мелодика фразы , которая в речевой партитуре (графическом расписывании мелодического рисунка речи) обозначается соответствующими значками, а на письме определяется знаками препинания.

Эмоционально-образная выразительность живой речи не исчерпывается понятностью, интонационной логичностью. Каждое слово, вылетевшее из уст человека, кроме воли и намерения, обнаруживает его состояние. При этом каждый человек чувства свои выражает по-своему. Для того чтобы при передаче суждения мысль была максимально ясно сохранена, необходимо отчетливо видеть перед собой те образы, которые мы хотим передать своей аудитории, которыми стремимся увлечь своих слушателей. Только так эти образы смогут «увидеть» и слушатели. В противном случае сами слова, не освещенные внутренним представлением, будут скользить мимо сознания и воображения тех, кому предназначены, и станут только сочетаниями звуков, обозначающими понятия, но смысл этих понятий и их значение выявлены адресатами не будут. Такие образы, предстающие перед мысленным взором человека, в специальной литературе принято называть ви ́дениями .

Ви ́дения нужны не только при говорении, но и при чтении текста, они должны соответствовать смыслу произносимой речи, тем событиям, о которых мы рассказываем, ибо нельзя произносить текст, не представляя стоящей за ним действительности. Ви́дения должны отражать подтекст .

Степень четкости, детализации и непрерывности ви́дений неодинакова. Обычно картины и образы возникают в нашем воображении сразу при рождении мысли, но они не так полны и четки. Яркие и точные ви́дения, образные представления складываются постепенно, в процессе тренировки, параллельно с усвоением смысла разнообразных явлений жизни, нашего отношения к ним, в результате внимательного чтения и работы над творческим воображением.

Делясь своими мыслями, рассказывая собеседникам о взволновавшем нас случае, событии, мы рисуем голосом поведение людей, картины природы, интерьер и стремимся вызвать у слушающих соответствующие ви́дения и определенную оценку увиденного. При этом, независимо от того, смотрим мы на них или нет, они все равно находятся в поле нашего внимания. Мы всегда чувствуем их настроение, их ответную реакцию, которые влияют на ход нашего рассказа, стимулируют или тормозят его.

Таким образом, подтекст и ви ́дения – плод творческого освоения текста, в результате которого он становится предельно понятным, близким и волнующим. Подтекст передается интонацией. Интонация же рождается в словесном действии , то есть целенаправленном произнесении отдельных предложений, фраз.

Подводя итог описанию выразительности речи, этого важнейшего коммуникативного речевого качества, необходимо подчеркнуть, что добиться его можно лишь при соблюдении определенных условий .

Первое из них – самостоятельность мышления . Второе условие – неравнодушное отношение автора к тому, о чем он говорит и пишет . Третье условие – владение речевыми средствами (интонацией) и хорошее знание языка, его экспрессивных возможностей.

Хорошее знание языка подразумевает владение не только такими коммуникативными качествами речи, как правильность, богатство и выразительность, но и чистота речи .

Выразительность речи – это особенности, которые способствуют поддержанию внимания и интереса слушателя: особенности произношения, интонация, акценты и т.д.

В зависимости от приёмов, которые используются для привлечения внимания слушателей, выделяют произносительную, акцентологическую, лексическую, интонационную и стилевую (или стилистическую) выразительность.

Выразительность речи зависит от самостоятельности мышления говорящего, его заинтересованности в том, что он говорит. Важную роль в выразительности речи играют и знание языка; свойств и особенностей языковых стилей: художественного, научного, делового, публицистического, разговорного; владение выразительными возможностями языка, речевые навыки говорящего.

Для создания выразительности очень важна интонация. Интонация позволяет выражать логическое значение высказывания, акцентировать внимание на более важных моментах, что помогает правильному восприятию текста слушателями.

Не менее важным является такое коммуникативное качество речи , как ее уместность. Речь должна быть «к месту»: соответствовать теме разговора и выбранной аудитории. Уместность речи выражается в целевой установке высказывания, в адекватности применяемых языковых средств.

Выделяют несколько видов уместности: стилевую, контекстуальную, ситуативную, личностно-психологическую.

Основная задача всех коммуникативных качеств речи – обеспечить эффективность речи.

Выразительность (красота) речи- это очень многоплановое понятие, это совокупность особенностей речи, поддерживающих внимание и интерес у слушателей. Выразительность опирается на богатство, достигается употреблением в речи выражений, избегающих обыденности, неожиданных оборотов.

Можно сказать, что выразительная речь - это эмоциональная речь. Говорящий должен воздействовать не только на разум, но и на чувства, воображение слушателей. Образность и эмоциональность речи усиливают ее эффективность, способствуют ее лучшему восприятию, пониманию и запоминанию, доставляют эстетическое удовольствие. Но это утверждение можно опровергнуть - неэмоциональная речь тоже может быть выразительной, а оратор, который говорит ровным голосом, ничем не выдавая своих эмоций, может произвести большее впечатление, нежели шутник и балагур.

Выразительность речи, так же как и ее богатство это плод большого труда. Гюстав Флобер добивался того, что у него одно и то же слово не повторялось даже на соседних страницах, для этого переписывал каждую страницу по 5-7 раз. Удачным бывает только тот экспромт, который тщательно подготовлен.

Выразительность речи поддерживается специальными языковыми и речевыми средствами выразительности, к которым относятся тропы и риторические фигуры. Цель этих языковых средств - сделать мысль более яркой, точной, запоминающейся. Известно, что броская фраза действует на слушателя сильнее, чем глубокая мысль. Например, широко известны слова поэта Н.А. Некрасова: «Правилу следуй упорно: чтобы словам было тесно, мыслям - просторно». Красиво сказано, однако если тщательно вдуматься, то этот совет покажется странным: тесно бывает тогда, когда чего-то слишком много, а просторно - если чего-то слишком мало, т.е. рекомендуется писать так, чтобы было поменьше мыслей и побольше слов.

Под выразительностью речи понимаются такие особенности ее структуры, которые позволяют усилить впечатление от сказанного (написанного), вызвать и поддержать внимание и интерес у адресата, воздействовать не только на его разум, но и на чувства, воображение.

Выразительность речи зависит от многих причин и условий - собственно лингвистических и экстралингвистических.

Одним из основных условий выразительности является самостоятельность мышления автора речи, что предполагает глубокое и всестороннее знание и осмысление предмета сообщения. Знания, извлеченные из каких-либо источников, должны быть освоены, переработаны, глубоко осмыслены. Это придает говорящему (пишущему) уверенность, делает его речь убедительной, действенной. Если автор не продумывает как следует содержание своего высказывания, не осмысливает тех вопросов, которые будет излагать, его мышление не может быть самостоятельным, а речь - выразительной.

В значительной степени выразительность речи зависит и от отношения автора к содержанию высказывания. Внутренняя убежденность говорящего (пишущего) в значимости высказывания, интерес, неравнодушие к его содержанию придает речи (особенно устной) эмоциональную окраску. Равнодушное же отношение к содержанию высказывания приводит к бесстрастному изложению истины, которое не может воздействовать на чувства адресата.

При непосредственном общении существенны также взаимоотношения говорящего и слушающего, психологический контакт между ними, который возникает прежде всего на основе совместной мыслительной деятельности: адресант и адресат должны решать одни и те же проблемы, обсуждать одинаковые вопросы: первый - излагая тему своего сообщения, второй - следя за развитием его мысли. В установлении психологического контакта важно отношение к предмету речи как говорящего, так и слушающего, их заинтересованность, неравнодушие к содержанию высказывания.

Кроме глубокого знания предмета сообщения, выразительность речи предполагает также умение донести знания до адресата, вызвать у него интерес и внимание. Это достигается тщательным и умелым отбором языковых средств с учетом условий и задач общения, что в свою очередь требует хорошего знания языка, его выразительных возможностей и особенностей функциональных стилей.

Одной из предпосылок речевой выразительности являются навыки, позволяющие без затруднения выбирать нужные в конкретном акте коммуникации языковые средства. Такие навыки вырабатываются в результате систематической и осознанной тренировки. Средством тренировки речевых навыков является внимательное чтение образцовых текстов (художественных, публицистических, научных), пристальный интерес к их языку и стилю, внимательное отношение к речи людей, умеющих говорить выразительно, а также самоконтроль (умение контролировать и анализировать свою речь с точки зрения ее выразительности).

Речевая выразительность индивидуума зависит также от сознательного намерения добиваться ее, от целевой установки автора на нее.

К выразительным средствам языка обычно относят тропы (переносное употребление языковых единиц) и стилистические фигуры, называя их изобразительно-выразительными средствами. Однако выразительные возможности языка этим не ограничиваются; в речи средством выразительности способна стать любая единица языка всех его уровней (даже отдельный звук), а также невербальные средства (жесты, мимика, пантомимика).

Тропы - слова и выражения, употребленные не в обычном, прямом значении, а в переносном смысле. В основе тропа лежит сопоставление явлений, сходных по каким-либо признакам или каким-либо образом связанных, соотносящихся между собой. К тропам относятся: метафора, метонимия, синекдоха, аллегория, сравнения, эпитеты.

Метафоры основаны на переносе наименования по сходству. Они образуются по принципу олицетворения (вода бежит), овеществления (стальные нервы), отвлечения (поле деятельности) и т. д. Довольно часто метафоры используются и в обиходной речи. Нередко мы слышим и говорим: идет дождь, часы стали, железный характер, теплые отношения, острое зрение. Однако эти метафоры утратили свою образность и носят бытовой характер.

Использование метафор не всегда делает речь художественной. Иногда выступающие увлекаются метафорами. «Чересчур блестящий слог, - писал еще Аристотель, - делает незаметными как характеры, так и мысли».

Многообазие метафор отвлекает слушателей от содержания речи, внимание аудитории концентрируется на форме изложения, а не на содержании.

Метонимия, в отличие от метафоры, основана на смежности. Если при метафоре два одинаково названных предмета, явления должны быть чем-то похожи друг на друга, то при метонимии два предмета, явления, получившие одно название, должны быть смежными. Слово смежные в этом случае следует понимать не просто как соседние, а несколько шире - тесно связанные друг с другом. Примерами метонимии являются употребления слов класс, школа, аудитория, квартира, дом, завод для обозначения людей.

Синекдоха - троп, сущность которого заключается в том, что называется часть вместо целого, используется единственное число вместо множественного или, наоборот, целое вместо части, множественное число - вместо единственного.

Примером синекдохи служат эмоциональные, образные, глубокие по содержанию слова М.А. Шолохова о характере русского человека. Употребляя слово человек и собственное имя Иван, писатель подразумевает весь народ:

Символический русский Иван - это вот что: человек, одетый в серую шинель, который не задумываясь отдавал последний кусок хлеба и фронтовые тридцать граммов сахару осиротевшему в грозные дни войны ребенку, человек, который своим телом самоотверженно прикрывал товарища, спасая его от неминуемой гибели, человек, который, стиснув зубы, переносил и перенесет все лишения и невзгоды, идя на подвиг во имя Родины. Хорошее имя Иван!

Аллегория - иносказательное изображение отвлеченного понятия при помощи конкретного жизненного образа. Особенно активно этот прием используется в баснях и сказках. С помощью образов животных высмеиваются различные человеческие пороки (жадность, трусость, хитрость, тупость, невежество), прославляются добро, мужество, справедливость. Так, в народных сказках лиса - аллегория хитрости, заяц - трусости, осел - упрямства и т.д. Аллегория позволяет лучше понять ту или иную идею говорящего, вникнуть в суть высказывания, нагляднее представить предмет разговора.

Довольно часто в метонимическом значении используются географические наименования. Например, названия столиц употребляются в значении «правительство страны», «правящие круги»: Переговоры между Лондоном и Вашингтоном, Париж волнуется, Варшава приняла решение и т. п. Географические названия обозначают и людей, живущих на данной территории. Так, название Беларусь синонимично сочетанию белорусский народ, Украина - украинский народ.

Сравнение - это образное выражение, построенное на сопоставлении двух предметов или состояний, имеющих общий признак. Сравнение предполагает наличие трех данных: во-первых, предмет 1, который сравнивается с предметом 2, во-вторых, предмет 2, с которым сравнивается предмет 1, и, в-третьих, признак, на основании которого проводится сравнение двух предметов. С помощью сравнения говорящий выделяет, подчеркивает предмет или явление, обращает на него особое внимание. Сравнение только тогда будет действенным, когда око органично связано с содержанием, когда оно не затемняет мысль, а поясняет ее, делает более простой, Сила сравнения в его оригинальности, необычности, а это достигается путем сближения предметов, явлений или действий, которые, казалось бы, ничего общего между собой не имеют.

Яркие, выразительные сравнения придают речи особую поэтичность. Совершенно иное впечатление производят сравнения, которые в результате частого их употребления утратили свою образность, превратились в речевые штампы. Вряд ли у кого-то вызовут положительные эмоции такие распространенные выражения: храбрый как лее, трусливый как заяц, отражались как в зеркале, проходят красной нитью и др.

Недостатком считается использование сравнения ради сравнения. Тогда речь становится витиеватой, искусственной, растянутой.

Эпитеты - художественные определения. Они позволяют более ярко характеризовать свойства, качества предмета или явления и тем самым обогащают содержание высказывания. Обратите внимание, какие выразительные эпитеты находит А.Е. Ферсман, чтобы описать красоту и великолепие зеленых камней:

Ярко-красочный изумруд, то густой, почти темный, прорезанный трещинами, то сверкающий яркою ослепительною зеленью, сравнимый лишь с камнями Колумбии; ярко-золотистый «хризолит» Урала, тот прекрасный искристый камень демантоид, который так ценила заграница - следы которого нашли в старинных раскопках Экбатаны и Персии. Целая гамма тонов связывает слабо зеленоватые или синеватые бериллы с густо зелеными темными аквамаринами Ильменских копей, и как ни редки эти камни, но их красота не имеет себе равных.

Для того чтобы привлечь внимание слушателя, читателя к тому или иному члену предложения, применяют самые различные перестановки, вплоть до вынесений в повествовательном предложении сказуемого в самое начало фразы, а подлежащего - в конец. Например: Чествовали героя дня всем коллективом; Как бы трудно ни было, сделать это должны мы.

Часто для усиления высказывания, придания речи динамичности, определенного ритма прибегают к такой стилистической фигуре, как повтор. Формы повторов бывают самые разнообразные. Иногда начинают несколько предложений одним и тем же словом или группой слов. Такой повтор называется анафорой, что в переводе с греческого языка означает единоначатие.

Иногда повторяют несколько раз целые предложения, чтобы подчеркнуть, выделить, сделать более наглядной стержневую мысль, заключенную в них.

Так же встречаются повторы и в конце фразы. Как и в начале предложения, повторяться могут отдельные слова, словосочетания, речевые конструкции. Такая стилистическая фигура называется эпифорой.

Знать выразительные средства языка, уметь пользоваться его стилевыми и смысловыми богатствами во всем их структурном многообразии - к этому должен стремиться каждый носитель языка.

Находить (найти) общий язык - добиваться, достигать полного взаимопонимания, понимать друг друга. Например, мама говорит своему сыну: «Молодец, сынок, ты отлично находишь общий язык со своими сверстниками!».

Дать волю языку - болтать, позволять себе говорить лишнее. В качестве примера, можно представить ситуацию, когда находясь на торжественном мероприятии, женщина говорит своему супругу: «Дорогой, по моему ты слишком дал волю своему языку, веди себя прилично!».

Говорить на разных языках - не понимать друг друга, понимать суть разговора субъективно, по-своему, не так, как другой собеседник. Например, когда люди поссорились, говорят: «Мы с тобой говорим на разных языках!».

Эзопов язык - иносказание, образный язык, аллегорический, иносказательный язык, требующий расшифровки из-за множества намеков и умолчаний. От имени легендарного баснописца Эзопа (ок.VI в. до н. э.), сначала бывшего рабом, а затем вольноотпущенником. Эзоп в своих баснях прибегал к многочисленным иносказаниям, к аллегорическому изображению действительности. Само понятие и приемы эзопова (эзоповского) языка введены в широкий обиход М.Е. Салтыковым-Щедриным, который называл иносказательное изложение также "рабьей" манерой, необходимой в условиях царской цензуры. Вот ситуация, которую можно охарактеризовать приёмами «эзопова языка» - начальник говорит своему подчинённому: « Игорь, в этом году ты работал как муравей, поэтому, думаю, ты достоин повышения!». Здесь в качестве приёма «эзопова языка» выступает сравнение Игоря с муравьём, имеется в виду, что он работал так усердно, трудолюбиво, как муравей, а мы с вами знаем, что муравьи считаются самыми трудолюбивыми насекомыми.

Похожая информация.

Слова «образность», «образный» используются в стилистике в разных значениях. Образность в широком смысле этого слова - как живость, наглядность, красочность изображения - неотъемлемый признак всякого вида искусства, форма осознания действительности с позиций какого-то эстетического идеала, образность речи - частное ее проявление.

Стилистика рассматривает образность речи как особую стилевую черту, которая получает наиболее полное выражение в языке художественной литературы. Попадая в художественный контекст, слово включается в сложную образную систему произведения и неизменно выполняет эстетическую функцию. «Слово в художественном произведении, - писал акад. В.В. Виноградов, - совпадая по своей внешней форме со словом соответствующей национально-языковой системы и опираясь на его значение, обращено не только к общенародному языку и отражающемуся в нем опыту познавательной деятельности народа, но и к тому миру действительности, который творчески создается или воссоздается в художественном произведении. (...) Поэтому оно [слово] двупланово по своей смысловой направленности и, следовательно, в этом смысле образно».

Более узкое понимание образности речи основано на использовании слов в переносном значении, с измененной семантикой. При этом слова, получающие образное значение, в художественном контексте в какой-то степени теряют свою номинативную функцию и приобретают яркую экспрессивную окраску. Изучение образного значения слова в этом смысле направлено на исследование лексических приемов, придающих речи эстетико-художественное значение.

2.2.2. Определение тропа

Слова, употребленные в переносном значении с целью создания образа, называются тропами (гр. tropos - поворот, оборот, образ). Тропы придают наглядность изображению тех или иных предметов, явлений [Грозовая туча курилась пепельным дымом и быстро опускалась к земле. Вся она была однообразного аспидного цвета. Но каждая вспышка молнии открывала в ней желтоватые зловещие смерчи, синие пещеры и извилистые трещины, освещенные изнутри розовым мутным огнем. Пронзительный блеск молний сменялся в глубине тучи полыханием медного пламени . А ближе к земле, между тучей и лесом, уже опустились полосы проливного дождя. (Пауст.)]. Выступая как тропы, обыкновенные слова могут приобрести большую выразительную силу. Однако неверно было бы считать, что тропы используются писателями лишь при описании необычных, исключительных предметов и явлений. Тропы могут быть ярким средством создания реалистических картин: Наш сильно пожилой автомобиль катится не торопясь, храпит и чихает , вздымая облака пыли. (М.Г.) Тропы встречаются и в описаниях явлений неэстетических, вызывающих отрицательную оценку читателя (Голова у Ивана Ивановича похожа на редьку хвостом вниз ; голова Ивана Никифоровича - на редьку хвостом вверх . - Г.). Юмористы и сатирики любят тропы, которые «снижают» предмет описания, придавая речи комическое звучание [Успех уже лизнул этого человека своим языком (Ч.); Птибурдуков привел брата - военного врача. Птибурдуков-второй долго прикладывал ухо к туловищу Лоханкина и прислушивался к работе его органов с той внимательностью, с какой кошка прислушивается к движению мыши, залезшей в сахарницу . (И. и П.)]. Для стилистической оценки тропов важна не их условная «красивость», а органичность в тексте, обусловленность их содержанием произведения, эстетическими задачами автора.

Речь, оснащенная тропами, называется металогической (от гp. meta - через, после, lógos - слово); она противопоставлена речи автологической (от гр. autos - я, сам и lógos - слово), в которой тропы отсутствуют.

Иногда неверно полагают, что только металогическая речь может быть высокохудожественной, отсутствие же в стиле тропов будто бы свидетельствует о недостаточном мастерстве писателя. Это суждение в корне ошибочно. Высокохудожественной может быть и автологическая речь. Даже в поэзии можно найти немало примеров эстетически совершенного использования слов в их прямых лексических значениях (достаточно вспомнить проникновенные стихи позднего С. Есенина: Ты запой мне ту песню, что прежде напевала нам старая мать...; Ты меня не любишь, не жалеешь... Может, поздно, может, слишком рано...; До свиданья, друг мой, до свиданья...). Предпочтение тропам или отказ от них еще не дают основания говорить о степени мастерства автора-все зависит от того, как используются тропы, насколько оправдано обращение к ним в контексте, убедительные, достоверные или слабые, фальшивые образы создает писатель.

2.2.3. Границы использования тропов в речи

При изучении тропов обычно противопоставляются две контрастные формы выражения - речь художественная и речь нехудожественная. Однако использование тропов возможно не только в художественных произведениях. Функциональные стили заимствуют образность у художественной речи, но при этом качественно преобразуют ее, приспособляя к своим нуждам. «Если, например, в художественной прозе, в поэзии тропы служат для создания образа, то в разговорной речи они подчинены целям непосредственного выражения эмоций говорящего». Нельзя забывать и о том, что обращение к тропам всегда обусловлено чертами индивидуального слога автора.

Из функциональных стилей наиболее открыт для тропов публицистический, в котором слово часто выполняет эстетическую функцию, как и в художественной речи. Однако цель метафоризации, например в газетном языке, «не в индивидуально-образном видении мира и поэтическом самовыражении», а в том, чтобы довести до массового читателя в специфических условиях газетного процесса объективную и всестороннюю информацию.

Элементы образной речи могут использоваться и в научном стиле, хотя важнейшей отличительной чертой его является прямое, однозначное выражение мысли языковыми средствами, что на лексическом уровне означает принципиальную «неметафоричность» слова-понятия. И все же «это не значит, что в научной речи нельзя встретить или употребить лексическую метафору. Но метафоры встречаются очень редко и притом в основном в «публицистических» или «популяризующих» частях научного произведения; они не обязательны, имеют случайный, несистемный характер, узко контекстное значение и ощущаются как иностилевые или, по крайней мере, как не собственно стилевые». В научном стиле наблюдается специфически рациональный подход к использованию элементов образной речи, и в этих условиях тропы перестают нести на себе отпечаток индивидуального употребления и входят в устойчивые сочетания научной прозы. В то же время исследователи отмечают постепенную формализацию всех элементов языка науки, включая и эмоционально-оценочные моменты, что приводит к стилистической нейтрализации тропов, которые в научной прозе утрачивают свою экспрессию. Это касается в первую очередь терминов, которые нередко приходят в язык науки как метафоры (мозг машины, запоминающее устройство, хвост самолета, узел передач, хрусталик глаза и т.д.). По мере утверждения того или иного слова в качестве термина, с закреплением его нового, научно-понятийного значения, происходит нейтрализация метафоры; полное исчезновение ее образного значения завершает процесс терминологизации. Обращение к тропам в научном стиле зависит и от содержания произведения. Так, несомненно, отношение к лексическим образным средствам различно у авторов, работающих в области технических, естественных и гуманитарных наук: в произведениях филологов чаще используются экспрессивные элементы речи, в том числе тропы. Имеют значение и жанровые различия научных произведений, и форма изложения - письменная или устная. Наиболее благоприятные условия для металогической речи создаются в научных произведениях, обращенных к массовому читателю. С целью популяризации научных идей автор обращается к языковым средствам, служащим достижению простоты и ясности изложения; в этом случае лексические образные средства приобретают особо важное значение.

В официально-деловом стиле, представленном в «чистом виде», обращение к тропам исключено, здесь слова употребляются в их прямых значениях. Требование лаконичности, точности и конкретности при описании событий в официально-деловых документах не допускает метафоричности. Объективность изложения, отсутствие эмоциональности - важнейшие отличительные черты официально-делового стиля. Однако внимательное изучение разнообразных жанров этого стиля в различные периоды его развития убеждает в том, что и ему не чуждо использование экспрессивных языковых средств, в том числе тропов.

Официально-деловой стиль качественно изменялся на протяжении своего исторического развития, под влиянием определенных общественных событий варьировалась и экспрессивная окрашенность используемых в нем языковых средств. «Активизация некоторых жанров общегосударственного масштаба (декретов, деклараций) в периоды особенно значительных социальных преобразований или потрясений... сопровождалась формированием как бы синтетического вида деловой речи, соединяющей в себе официально-административную и художественно-публицистическую струю и имеющей торжественный, патетический характер».

Со временем язык официально-делового стиля обновился, отошла в прошлое оценочная лексика и патетика, свойственные стилю первых государственных документов советской власти и указов военных лет, уступив место нейтральному, с точки зрения экспрессии, деловому стилю. Ясность, конкретность изложения, отсутствие эмоционально-оценочных элементов - определяющие черты стиля современных деловых документов. И все же обращение к тропам в них иногда оправдано и в наши дни. Современный официально-деловой стиль не исключает разнообразия жанров. Некоторые из них испытывают влияние публицистической речи, что обусловливает употребление эмоционально-экспрессивной лексики, фразеологии и, наконец, различных тропов. Например, в дипломатических документах нередко можно встретить метафоры (...Выдвигается требование быстрее принять меры к тому, чтобы положить конец кровопролитию, погасить очаг войны в этом районе Азии; Ни одно правительство не в праве подливать горючего в огонь . Надо остановить опасное развитие событий...), метонимии (Белый дом - в значении правительство США; Киев - в значении Украина; в дипломатических документах иностранных государств Москва, Кремль - для обозначения Российского государства) и другие тропы. Это убеждает в том, что лексические образные средства могут быть отражением публицистичности содержания тех или иных видов официально-деловых документов, в этом случае обращение к тропам не только не противопоказано, но и вполне стилистически обосновано. Таким образом, использование тропов практически возможно во всех функциональных стилях, если обращение к экспрессивным языковым средствам мотивировано содержанием высказывания. Однако характер лексических образных средств в различных условиях их употребления неодинаков: те или иные элементы образности, попадая из художественной речи в функциональные стили, воспринимают их особенности, не нарушая при этом общих закономерностей того или иного стиля.

2.2.4. Характеристика основных тропов

Классификация тропов, усвоенная лексической стилистикой, восходит к античным риторикам, как и соответствующая терминология.

2.2.4.1. Метафора

Традиционное определение метафоры связано с этимологическим объяснением самого термина: метафора (гр. metaphorá - перенос) - это перенос названия с одного предмета на другой на основании их сходства. Однако лингвисты определяют метафору как семантическое явление; вызванное наложением на прямое значение слова добавочного смысла, который у этого слова становится главным в контексте художественного произведения. При этом прямое значение слова служит только основой для ассоциаций автора.

Среди других тропов метафора занимает главное место, она позволяет создать емкий образ, основанный на ярких, зачастую неожиданных, смелых ассоциациях. Например: Горит восток зарею новой (П.) - слово горит, выступая как метафора, рисует яркие краски неба, озаренного лучами восходящего солнца. Эта метафора основана на сходстве цвета зари и огня, в контексте она получает особый символический смысл: перед Полтавским боем красная заря воспринимается как предзнаменование кровопролитного сражения.

В основу метафоризации может быть положено сходство самых различных признаков предметов: цвета, формы, объема, назначения, положения в пространстве и времени и т.д. Еще Аристотель заметил, что слагать хорошие метафоры - значит подмечать сходство. Наблюдательный глаз художника находит общие черты почти во всем. Неожиданность таких сопоставлений придает метафоре особую выразительность [Солнце нижет лучами в отвес (Фет); И золотеющая осень... листвою плачет на песок (Ес.); Поседев, шелудивеет лед (Паст.); Ночь металась за окнами, то распахиваясь стремительным белым огнем, то сжимаясь в непроглядную тьму. (Пауст.)].

Метафорический перенос названия происходит также и при развитии у слова на базе основного, номинативного значения производного значения (ср.: спинка стула, ручка двери). Однако в этих, так называемых языковых метафорах образ отсутствует, чем они принципиально отличаются от поэтических.

В стилистике необходимо разграничивать индивидуально-авторские метафоры, которые создаются художниками слова для конкретной речевой ситуации (Я хочу под синим взглядом слушать чувственную вьюгу. - Ес.), и анонимные метафоры, ставшие достоянием языка (искра чувства, буря страстей и т.п.). Индивидуально-авторские метафоры очень выразительны, возможности создания их неисчерпаемы, как неограниченны возможности выявления сходства различных признаков сопоставляемых предметов, действий, состояний. Еще античные авторы признавали, что «нет тропа более блистательного, сообщающего речи большее количество ярких образов, чем метафора».

Метафоры, получившие широкое распространение в языке, потускнели, стерлись, их образное значение порой не замечается в речи. Между такой метафорой и переносным значением слова не всегда можно провести четкую границу. Употребление одной метафоры очень часто влечет за собой нанизывание новых метафор, связанных по смыслу с первой; в результате этого возникает развернутая метафора (Отговорила роща золотая березовым, веселым языком... - Ес.). Развернутые метафоры привлекают художников слова как особенно яркий стилистический прием образной речи.

2.2.4.2. Олицетворение

Олицетворением называется наделение неодушевленных предметов признаками и свойствами человека [...Звезда с звездою говорит (Л.); Спит земля в сиянье голубом...(Л.)]. Олицетворение - один из самых распространенных тропов. Традиция его употребления восходит к устной народной поэзии (Не шуми, мати, зеленая дубравушка, не мешай мне, доброму молодцу, думу думати...). Многие поэты использовали этот троп в произведениях, близких к фольклору (Что шумишь, качаясь, тонкая рябина, низко наклоняясь головою к тыну? - Сур.). Художники слова сделали олицетворение важнейшим средством образной речи. Олицетворения используются при описании явлений природы, окружающих человека вещей, которые наделяются способностью чувствовать, мыслить, действовать [Парк качался и стонал (Пауст.); Весна бродила вместе с легким сквозным ветром по коридорам, дышала в лицо девичьим своим дыханием (Пауст.);Забормотал спросонок гром... (Пауст.)].

Олицетворение - один из тех тропов, которые широко употребляются не только в художественной речи, но и в научном стиле (воздух лечит, рентген показал), публицистическом (Заговорили наши орудия. Начался обычный поединок батарей. - Тих.). Прием олицетворения используется в заголовках газетных статей («Ледовая дорожка ждет», «Солнце зажигает маяки», «Матч принес рекорды»).

Особым видом олицетворения является персонификация (из лат. persona - лицо, facere - делать) - полное уподобление неодушевленного предмета человеку. В этом случае предметы наделяются не частными признаками человека (как при олицетворении), а обретают реальный человеческий облик:

Беловежская пуща...

Вопреки ожиданьям развала, какой мы видим повсеместно, тут сохранилось нормальное хозяйственное кровообращение . Трудности - как везде, но жирок поднакоплен тут был (...). ...А Пуща уже зябнет от легких ночных морозов, от долгих туманов. Пуща спокойна и равнодушна к страстям человеческим. Много всего повидали ее дубравы. Но молчаливы . И, умирая , ничего не расскажут .

2.2.4.3. Аллегория

Аллегорией (гр. allēgoria - иносказание, из allos - иной, agoreúo - говорю) называется выражение отвлеченных понятий в конкретных художественных образах. Например, в баснях, сказках глупость, упрямство воплощаются в образе Осла, трусость - в образе Зайца, хитрость - в образе Лисы. Аллегорический смысл могут получать иносказательные выражения:пришла осень может означать «наступила старость», замело снегом дороги - «к прошлому нет возврата», пусть всегда будет солнце - «пусть неизменным будет счастье» и т.д. Такие аллегории носят общеязыковой характер.

Индивидуально-авторские аллегории часто принимают характер развернутой метафоры, получающей особое композиционное решение. Например, у А.С. Пушкина аллегория лежит в основе образной системы стихотворений «Арион», «Анчар», «Пророк», «Соловей и роза»; у М.Ю. Лермонтова - стихотворений «Кинжал», «Парус», «Утес» и др.

2.2.4.4. Метонимия

Метонимией (от гр. metonomadzo - переименовывать) называется перенос названия с одного предмета на другой на основании их смежности. Например: Фарфор и бронза на столе(П.) - названия материалов использованы для обозначения сделанных из них предметов. Метонимию часто рассматривают как разновидность метафоры, однако между ними есть существенные различия: для метафорического переноса названия сопоставляемые предметы должны быть обязательно похожи, а при метонимии такого сходства нет; метафору легко переделать в сравнение, метонимия этого не допускает.

При метонимии предметы, объединяемые названием, каким-то образом связаны. Возможны самые различные ассоциации по смежности: название места употребляется для обозначения людей, которые там находятся (Ликует буйный Рим... - Л.); название сосуда используется в значении содержимого (...Шипенье пенистых бокалов... - П.); имя автора заменяет название его произведений (Траурный Шопен громыхал у заката. - Св.) и т.д.

К более сложным случаям метонимии относятся такие, когда одно название получают действие и его результат (Времен минувших небылицы, в часы досугов золотых, под шепот старины болтливой, рукою верной я писал, примите ж вы мой труд игривый... - П.); название орудия действия переносится на само действие (...Их селы и нивы за буйный набег обрек он мечам и пожарам ... - П.); состояние человека характеризуется через внешнее проявление этого состояния (...Лукерья, по которой я сам втайне вздыхал... - Т.).

Интерес представляет метонимия определений. Например, у Пушкина сочетание перекрахмаленный нахал характеризует одного из светских гостей. Безусловно, по смыслу определениеперекрахмаленный может быть отнесено лишь к существительным, называющим какие-то детали туалета модного щеголя, но в образной речи такой перенос названия возможен. В художественной литературе встречаются примеры подобной метонимии (Потом приходил коротковатый старичок в изумленных очках. - Бун.). Источники метонимического сближения понятий неисчерпаемы, что дает большой простор творческому использованию этого тропа [Трактиров нет. В избе холодной высокопарный, но голодный для виду прейскурант висит... (П.); ...Лишь раз гусар, рукой небрежною облокотясь на бархат алый, скользнул по ней улыбкой нежною... (Бл.); И на известку колоколен - невольно крестится рука (Ес.); И бредет гармонь куда-то, только слышится едва... (Твард.)].

2.2.4.5. Антономасия

Особый вид метонимии - антономаси я (гр. antonomasia - переименование) - троп, состоящий в употреблении собственного имени в значении нарицательного. Например, фамилия гоголевского персонажа Хлестаков получила нарицательное значение - «лгун, хвастун». Геркулесом иногда образно называют сильного мужчину. В языке закрепилось использование в переносном значении слов донкихот, донжуан, ловелас и др. Часто образное значение придается именам других литературных героев (Молчалин, Скалозуб, Манилов, Плюшкин, Отелло, Квазимодо). Подобные имена персонажей могут использоваться как выразительное средство образной речи (...И на Западе много сочиняется пустых книжек и статеек... Пишутся они отчасти французскими Маниловыми, отчасти французскими Чичиковыми. - Черн.). Нарицательное значение получают также имена известных общественных и политических деятелей, ученых, писателей [Мы все глядим в Наполеоны... (П.)].

Неиссякаемым источником антономасии является античная мифология и литература. Античные образы особенно широко использовались в русской поэзии периода классицизма и первой половины XIX в. (Дианы грудь, ланиты Флоры прелестны, милые друзья! Однако ножка Терпсихоры прелестней чем-то для меня. - П.). Но во второй половине XIX в. антономасия, восходящая к античной мифологии и поэзии, используется значительно реже и воспринимается уже как дань уходящей поэтической традиции. В современном литературном языке образное употребление имен героев античной мифологии возможно лишь в юмористических, сатирических произведениях [«Жрец Мельпомены на казенных харчах» (заглавие фельетона); «Гермес приказал долго жить» (статья о прекращении деятельности финансовой компании «Гермес»); «Гефест на заработках» (о коммерческих делах оборонной промышленности)].

Однако до сих пор сохраняет свою выразительную силу антономасия, основанная на переосмыслении имен исторических деятелей, писателей и литературных героев. Публицисты используют этот троп чаще всего в заголовках.

2.2.4.6. Синекдоха

Разновидностью метонимии является сине кдоха (гр. synecdochē - соподразумевание, соотнесение). Этот троп состоит в замене множественного числа единственным, в употреблении названия части вместо целого, частного вместо общего и наоборот. Например:

На восток, сквозь дым и копоть,

Из одной тюрьмы глухой

По домам идет Европа .

Пух перин над ней пургой.

И на русского солдата

Брат француз, британец брат,

Брат поляк и все подряд

С дружбой будто виноватой,

Но сердечною глядят.

(А.Т. Твардовский)

Здесь обобщенное наименование Европа употребляется вместо названий европейских народов; единственное число существительных солдат, брат француз и других выступает в значении множественного числа. Синекдоха усиливает экспрессию речи и придает ей глубокий обобщающий смысл.

Можно выделить несколько разновидностей синекдохи. Чаще всего используется синекдоха, состоящая в употреблении формы единственного числа вместо множественного, что придает существительным собирательное значение. (С берез неслышен, невесом слетает желтый лист ). Название части предмета может заменять слово, обозначающее весь предмет (Поэт, задумчивый мечтатель, убит приятельской рукой ! - П.). Наименование отвлеченного понятия нередко употребляется вместо названия конкретного (Свободная мысль и научная дерзость ломали свои крылья о невежество и косность политического строя). Синекдоха используется в различных функциональных стилях. Например, в разговорной речи распространены синекдохи, получившие общеязыковой характер (умного человека называют голова, талантливого мастера - золотые руки и т.д.). В книжных стилях, в особенности в публицистическом, часто встречаются синекдохи: 302 миллиона долларов «утонуло» в Тихом океане, когда раскаленные обломки межпланетной станции «Марс-96» на огромной скорости вонзились в воду, не задев, к счастью, ожидавшую неприятных сюрпризов Австралию. Стыдно: старики наши голодают, не получая по 2-3 месяца пенсии, а тут такие деньжищи отправили на дно морское... (В. Голованов. Во что обходятся «космические амбиции» // АиФ. - 1996.)

2.2.4.7. Эпитет

Эпитетом (от гр. epitheton - приложение) называется образное определение предмета или действия (Сквозь волнистые туманы пробирается луна, на печальные поляны льет печально свет она. - П.).

К тропам, в строгом значении этого термина, принадлежат лишь эпитеты, функцию которых выполняют слова, употребленные в переносном значении (золотая осень, заплаканные окна), а отличие от точных эпитетов, выраженных словами, использованными в прямом значении (красная калина, знойный полдень). Эпитеты - это чаще всего красочные определения, выраженные прилагательными (Сторож пробил на колокольне часы - двенадцать ударов. И хотя до берега было далеко, этот звон долетел до нас, миновал пароход и ушел по водной глади в прозрачный сумрак, где висела луна. Я не знаю: как назвать томительный свет белой ночи? Загадочным ? Или магическим ? Эти ночи всегда кажутся мне чрезмерной щедростью природы - сколько в них бледного воздуха и прозрачного блеска фольги и серебра. - Пауст.).

Прилагательные-эпитеты при субстантивации могут выполнять роль подлежащего, дополнения, обращения (Милая, добрая, старая, нежная! С думами грустными ты не дружись. - Ес.).

Большинство эпитетов характеризуют предметы, но есть и такие, которые образно описывают действия. При этом, если действие обозначено отглагольным существительным, эпитет выражен прилагательным (тяжелое передвижение туч, усыпительный шум дождя), если же действие названо глаголом, то эпитетом может быть наречие, которое выступает в роли обстоятельства (Листья были напряженно вытянуты по ветру. Туго ухала земля. - Пауст.). В качестве эпитетов могут употребляться также существительные, играющие роль приложений, сказуемых, дающие образную характеристику предмета (Поэт - эхо мира , а не только - няня своей души . - М. Г.).

Эпитет как разновидность тропа изучали многие выдающиеся филологи: Ф.И. Буслаев, А.Н. Веселовский, А.А. Потебня, В.М. Жирмунский, Б.В. Томашевский и др., - однако до сих пор наука не располагает разработанной теорией эпитета, нет единой терминологии, необходимой для характеристики различных видов эпитетов. Понятие «эпитет» иногда неоправданно расширяют, относя к нему любое прилагательное, выступающее в функции определения. Однако к эпитетам не следует причислять прилагательные, указывающие на отличительные признаки предметов и не дающие их образной характеристики. Например, в предложении Дубовый листок оторвался от ветки родимой (Л.) - прилагательные выполняют лишь смысловую функцию. В отличие от эпитетов такие определения иногда называют логическими.

Создание образных эпитетов обычно связано с употреблением слов в переносном значении (ср.: лимонный сок - лимонный свет луны; седой старик - седой туман; он лениво отмахивался от комаров - река лениво катит волны). Эпитеты, выраженные словами, выступающими в переносных значениях, называются метафорическими (Ночевала тучка золотая на груди утеса-великана, утром в путь она умчалась рано, по лазури весело играя... - Л.). В основе эпитета может быть метонимический перенос названия, такие эпитеты называются метонимическими (...Белый запах нарциссов, счастливый, белый весенний запах... - Л. Т.). Метафорические и метонимические эпитеты относятся к тропам [картонная любовь (Г.); мотыльковая красота, слезливое утро (Ч.); голубое настроение (Купр.);мокрогубый ветер (Шол.); прозрачная тишина (Пауст.)].

Определения, выраженные словами, сохраняющими в тексте свое прямое значение, нельзя отнести к тропам, однако это не означает, что они не могут выполнять эстетической функции, быть сильным изобразительным средством. Например: На синих, иссеченных льдах играет солнце; грязно тает на улицах разрытый снег (П.) - эти точные эпитеты не уступают в выразительности любым метафорическим, которые мог бы использовать художник для описания ранней весны. Яркую изобразительность часто придают речи цветовые эпитеты (розовые тучки, бледно-ясная лазурь, бледно-золотые пятна света - Т.). Еще А.Н. Веселовский отметил народную символику цветов, когда физиологическое восприятие цвета и света связывается с психическими ощущениями (зеленый - свежий, ясный, молодой; белый - желанный, светлый, радостный).

Эпитеты исследуют с разных позиций, предлагая при этом различные их классификации. С генетической точки зрения эпитеты можно разделить на общеязыковые (гробовое молчание, молниеносное решение), и индивидуально-авторские (холодный ужас, изнеженная небрежность, леденящая вежливость - Т.), народно-поэтические (красна девица, добрый молодец). Последние называют ещепостоянными, так как словосочетания с ними приобрели в языке устойчивый характер.

Стилистический подход к изучению эпитетов дает возможность выделить в их составе три группы:

Усилительные эпитеты, которые указывают на признак, содержащийся в определяемом слове (зеркальная гладь, холодное равнодушие, аспидная темень); к. усилительным эпитетам относятся и тавтологические (горе горькое).

Уточнительные эпитеты, называющие отличительные признаки предмета (величину, форму, цвет и т.д.) (Русский народ создал огромную изустную литературу: мудрые пословицы и хитрые загадки, веселые и печальные обрядовые песни, торжественные былины. - А. Т.). Выразительная сила таких эпитетов нередко подкрепляется другими тропами, особенно сравнениями [Дивной вязью он (народ. - И. Г.) плел невидимую сеть русского языка: яркого, как радуга, - вслед весеннему ливню, меткого, как стрелы, задушевного, как песня над колыбелью, певучего и богатого (А. Т.)]. Между усилительными и уточнительными эпитетами не всегда удается провести четкую границу.

Контрастные эпитеты, образующие с определяемыми существительными сочетания противоположных по смыслу слов - оксюмороны [живой труп (Л.Т.); радостная печаль (Корол.); ненавидящая любовь (Шол.)].

Возможны и другие группировки эпитетов. Это свидетельствует о том, что понятие «эпитет» объединяет весьма разнообразные лексические средства образности.

2.2.4.8. Сравнение

К лексическим образным средствам примыкает сравнение. Сравнением называется сопоставление одного предмета с другим с целью художественного описания первого [Под голубыми небесами великолепными коврами , блестя на солнце, снег лежит (П.); Лед неокрепший на речке студеной словно как тающий сахар лежит (Н.)]. Сравнение - одно из самых распространенных средств изобразительности в металогической речи. Сравнения широко используют поэты (например: На заре туман кудлатый, спутав дымы и дымки, в берегах сползет куда-то, как река поверх реки . - Твард.); к ним прибегают ученые, чтобы популярно объяснить какое-либо явление (например, в лекции по физике: Если вообразить, что многотонную массу воды, ежесекундно проходящую через плотину крупнейшей в мире Красноярской гидроэлектростанции, мы каким-то чудом заставим протиснуться в течение той же секунды через обычный водопроводный кран, только тогда мы получим косвенное представление о том, чем лазерный луч отличается от света всех других источников); их используют публицисты как средство яркой речевой экспрессии (В последние недели гидростроители производили постепенное сужение русла реки... Две каменные гряды словно устремились навстречу друг другу . И каким же стремительным стало течение великой русской реки!).

И в то же время отнесение сравнения к лексическим образным средствам в известной мере условно, так как оно реализуется не только на лексическом уровне: сравнение может быть выражено и словом, и словосочетанием, и сравнительным оборотом, и придаточным, и даже самостоятельным предложением или сложным синтаксическим целым.

Само отнесение сравнения к тропам вызывает полемику среди лингвистов. Одни считают, что в сравнениях значения слов не претерпевают изменений; другие утверждают, что и в этом случае происходит «приращение смысла» и образное сравнение является самостоятельной семантической единицей. Только при таком понимании сравнения его можно считать тропом в точном значении термина.

Сравнение представляет собой простейшую форму образной речи. Почти всякое образное выражение можно свести к сравнению (ср. золото листьев - листья желтые, как золото, дремлет камыш - камыш недвижим, как будто он дремлет). В отличие от других тропов сравнение всегда двучленно: в нем называются оба сопоставляемых предмета (явления, качества, действия).

При сопоставлении с другими тропами сравнения выделяются и благодаря структурному разнообразию. Обычно они выступают в форме сравнительного оборота, присоединяемого с помощью союзов как, точно, словно, будто, как будто и др. [Хорошо и тепло, как зимой у печки , и березы стоят, как большие свечки (Ес.); Небеса опускаются наземь, точно занавеса бахрома ... (Паст.)]. Эти же подчинительные союзы могут присоединять и сравнительные придаточные предложения: Закружилась листва золотая в розоватой воде на пруду, словно бабочек легкая стая с замираньем летит на звезду (Ес.).

Часто сравнения имеют форму существительных в творительном падеже (Морозной пылью серебрится его бобровый воротник... - П.). Такие сравнения выполняют синтаксическую функцию обстоятельства образа действия. К ним близки и сравнения, выраженные формой сравнительной степени наречия, они тоже характеризуют действие (Я - за ней. Она бежала легче серны молодой . - Бат.). Есть сравнения, которые вводятся словами похож, подобен, напоминает, выступающими в роли сказуемого (Кленовый лист напоминает нам янтарь . - З.).

Сравнение оформляется и как отдельное предложение, начинающееся словом так и по смыслу связанное с предыдущими. Такие сравнения часто замыкают развернутые художественные описания, как, например, в «Бахчисарайском фонтане» А.С. Пушкина: Журчит во мраморе вода и каплет хладными слезами, не умолкая никогда. Так плачет мать во дни печали о сыне, павшем на войне .

Сравнение может быть выражено в форме риторического вопроса (О мощный властелин судьбы! Не так ли ты над самой бездной, на высоте уздой железной Россию поднял на дыбы? - П.)

В произведениях устного народного творчества распространены отрицательные сравнения. Из фольклора эти сравнения перешли в русскую поэзию (Не ветер , вея с высоты, листов коснулся ночью лунной ; моей души коснулась ты - она тревожна, как листы, она, как гусли, многострунна. - А.К. Т.). В отрицательных сравнениях один предмет противопоставляется другому (Не ветер бушует над бором, не с гор побежали ручьи - мороз-воевода дозором обходит владенья свои. - Н.).

Известны и неопределенные сравнения; в них дается высшая оценка описываемого, не получающая, однако, конкретного образного выражения (Не расскажешь, не опишешь, что за жизнь , когда в бою за чужим огнем услышишь артиллерию свою. - Твард.). К неопределенным сравнениям относится и фольклорный устойчивый оборот ни в сказке сказать, ни пером описать.

Иногда для сравнения используются сразу два образа, связанных разделительным союзом: автор как бы предоставляет право читателю выбрать наиболее точное сравнение (Хандра ждала его на страже, и бегала за ним она, как тень иль верная жена . - П.). В образной речи возможно употребление нескольких сравнений, раскрывающих различные стороны одного и того же предмета (Богаты мы, едва из колыбели, ошибками отцов и поздним их умом, и жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели, как пир на празднике чужом . - Л.).

Сравнения, которые указывают на несколько общих признаков в сопоставляемых предметах, называются развернутыми. В развернутое сравнение включаются два параллельных образа, в которых автор находит много общего. Художественный образ, используемый для развернутого сравнения, придает описанию особую выразительность:

Возникновение замысла, пожалуй, лучше всего объяснить путем сравнения. (...) Замысел-это молния. Много дней накапливается над землей электричество. Когда атмосфера насыщена им до предела, белые кучевые облака превращаются в грозные грозовые тучи и в них из густого электрического настоя рождается первая искра - молния.

Почти тотчас же вслед за молнией на землю обрушивается ливень.

(...) Для появления замысла, как и для появления молнии, нужен чаще всего ничтожный толчок. (...)

Если молния-замысел, то ливень - это воплощение замысла. Это стройные потоки образов и слов. Это книга.

(К.Г. Паустовский)

2.2.4.9. Гипербола и литота

Гиперболой (от гр. gyperbolē - преувеличение, излишек) называется образное выражение, состоящее в преувеличении размеров, силы, красоты, значения описываемого (Мою любовь, широкую, как море , вместить не могут жизни берега. - А.К. Т.).

Литотой (от гр. litótēs - простота) называется образное выражение, преуменьшающее размеры, силу, значение описываемого (- Ваш шпиц, прелестный шпиц, не более наперстка . - Гр.). Литоту называют еще обратной гиперболой.

Гипербола и литота имеют общую основу - отклонение от объективной количественной оценки предмета, явления, качества, - поэтому могут в речи совмещаться (Андерсен знал, что можно до боли в сердце любить каждое слово женщины, каждую ее потерянную ресницу, каждую пылинку на ее платье. Он понимал это. Он думал, что такую любовь, если он даст ей разгореться, не вместит сердце. - Пауст.).

Гипербола и литота могут выражаться языковыми единицами различных уровней (словом, словосочетанием, предложением, сложным синтаксическим целым), поэтому отнесение их к лексическим образным средствам отчасти условно. Другая особенность гиперболы и литоты заключается в том, что они могут и не принимать форму тропа, а просто выступать как преувеличение или преуменьшение (Не родись богатым, а родись кудрявым: по щучью веленью все тебе готово. Чего душа хочет - из земли родится; со всех сторон прибыль ползет и валится. Что шутя задумал - пошла шутка в дело; а тряхнул кудрями - в один миг поспело. - Кольц.). Однако чаще гипербола и литота принимают форму различных тропов, причем им всегда сопутствует ирония, так как и автор и читатель понимают, что эти образные средства неточно отражают действительность.

Гипербола может «наслаиваться», налагаться на другие тропы - эпитеты, сравнения, метафоры, придающие образу черты грандиозности. В соответствии с этим выделяются гиперболические эпитеты [Одни дома длиною до звезд , другие - длиной до луны ; до небес баобабы (Маяк.); Пароход в стоярусных огнях (Луг.)], гиперболические сравнения (...Мужик с брюхом, похожим на тот исполинский самовар , в котором варится сбитень для всего прозябнувшего рынка. - Г.), гиперболические метафоры (Свежий ветер избранных пьянил, с ног сбивал, из мертвых воскрешал, потому что, если не любил, - значит, и не жил, и не дышал ! - Выс.). Литота чаще всего принимает форму сравнения (Как былинку , ветер молодца шатает... - Кольц.), эпитета (Лошадку ведет под уздцы мужичок в больших сапогах, в полушубке овчинном, в больших рукавицах... а сам с ноготок ! - Н.).

Как и другие тропы, гипербола и литота бывают общеязыковыми и индивидуально-авторскими. К общеязыковым относятся гиперболы: ожидать целую вечность, задушить в объятиях, море слез, любить до безумия и т.п.; литоты: осиная талия, от горшка два вершка, море по колено, капля в море, близко - рукой подать, выпить глоток воды и т.п. Эти тропы включаются в эмоционально-экспрессивные средства фразеологии.

2.2.4.10. Перифраза

К лексическим образным средствам примыкает перифраза (перифраз), которая как составная речевая единица тяготеет к фразеологии. Перифразой (от periphrasis - пересказ) называется описательный оборот, употребляемый вместо какого-либо слова или словосочетания (Не раз сгорая дотла и восставая из пепла, Москва, - даже оставшись после Петра Великого «порфироносной вдовой », - не утратила своего значения, она продолжала быть сердцем русской национальности, сокровищницей русского языка и искусства, источником просвещения и свободомыслия даже в самые мрачные времена. - А. Т.).

Не все перифразы носят метафорический характер, есть и такие, в которых сохраняется прямое значение образующих их слов [город на Неве, нюхательная часть тела (нос) (Г.)]. Такие перифразы, в отличие от образных, можно определить как необразные. К тропам принадлежат лишь образные перифразы, так как только в них слова употребляются в переносном значении. Необразные перифразы представляют собой лишь переименования предметов, качеств, действий. Сравните: солнце русской поэзии - автор «Евгения Онегина», золотой телец - денежные знаки - первые словосочетания носят метафорический характер, следовательно, это образные перифразы; вторые состоят из слов, употребленных в их точных лексических значениях, и представляют собой необразные перифразы.

Перифразы могут быть общеязыковыми и индивидуально-авторскими. Общеязыковые перифразы получают устойчивый характер, фразеологизируются или находятся на пути к фразеологизации (наши меньшие братья, зеленый друг, страна голубых озер). Такие перифразы обычно экспрессивно окрашены.

Еще более выразительны индивидуально-авторские перифразы, они выполняют в речи эстетическую функцию [Унылая пора! Очей очарованье! (П.); Слыхали ль вы за рощей глас ночной певца любви, певца своей печали (П.), Приветствую тебя, пустынный уголок, приют спокойствия, трудов и вдохновенья (П.)]. В таких образных перифразах часто употребляются метафоры, эпитеты, оценочная лексика. Они могут придавать художественной речи самые различные экспрессивные оттенки - от высокой патетики (Беги, сокройся от очей, Цитеры слабая царица! Где ты, где ты, гроза царей, свободы гордая певица? - П.) до непринужденного, иронического звучания (Меж тем, как сельские циклопы перед медлительным огнем российским лечат молотком изделье легкое Европы , благословляя колеи и рвы отеческой земли... - П.).

В перифразах, как отмечал еще Л.В. Щерба, выделяется один какой-то признак, а все другие как бы затушевываются, поэтому перифразы дают возможность писателю обратить внимание нате черты изображаемых предметов и явлений, которые для него особенно важны в художественном отношении (Последнее, о чем следует не говорить, а просто кричать, - это о безобразном обращении с Окой -чудесной, второй после Волги чашей русской рекой, колыбелью нашей культуры, родиной многих великих людей , именами которых гордится с полным правом весь наш народ. - Пауст.).

В отличие от образных перифразы необразные выполняют в речи не эстетическую, а смысловую функцию, помогая автору точнее выразить мысль, подчеркнуть те или иные особенности описываемого предмета. К тому же обращение к перифразам позволяет избежать повторений. Например, в статье о Пушкине автор называет его гениальным учеником Державина, блестящим преемником Жуковского, создателем русского литературного языка, автором «Евгения Онегина» и т.д., заменяя этими перифразами фамилию поэта. М.Ю. Лермонтов в стихотворении «Смерть поэта» о Пушкине писал: невольник чести, дивный гений, наша слава - все это перифразы.

Необразные перифразы употребляются и для пояснения мало известных читателю слов, имен (Персидский поэт Саади - лукавый и мудрый шейх из города Шираза - считал, что человек должен жить не меньше девяноста лет. - Пауст.). Перифразы, служащие для разъяснения тех или иных понятий, широко используются в нехудожественной речи (Все наружные части корня, его кожица и волоски, состоят из клеток, то есть глухих пузырьков или трубочек, в стенках которых никогда нет отверстий . - Тим.). В особых случаях подобные перифразы могут выполнять и стилистическую функцию усиления, подчеркивая важное в смысловом отношении слово (...Снижение себестоимости зеленой массы повлечет за собой и снижение цены продуктов животноводства, источника динамической энергии широкого потребления ).

Использование некоторых лексических перифраз стилистически ограничено. Так, архаизовались перифразы подчеркнуто вежливого стиля изъяснения (осмелюсь доложить, как вы изволили заметить, имею честь кланяться и т.п.).

Бывают перифразы эвфемистического характера (они обменялись любезностями вместо: они обругали друг друга). Подобные общеязыковые перифразы используются чаще всего в разговорной речи (ждать прибавления семейства, наставить рога и т.п.). В художественных произведениях такие эвфемизмы являются источником юмора [Здесь Бульба пригнал в строку такое слово, которое даже не употребляется в печати (Г.); - Доктор, доктор, а нельзя ли изнутри погреться мне ? (Твард.)]. Обращение к таким перифразам обусловлено стремлением автора придать речи непринужденно-разговорный оттенок.

2.2.5. Стилистически не оправданное употребление тропов

Употребление тропов может стать причиной разнообразных речевых ошибок. Неудачная образность речи-довольно распространенный недостаток стиля авторов, которые плохо владеют пером. Степь цвела: словно факелы , стояли красные и желтые тюльпаны, голубые колокольчики, степные маки, - пишет очеркист, не замечая, что сравнивает с факелами непохожие на них голубые колокольчики.

Объективное сходство сближаемых в тропе предметов - необходимое условие изобразительной силы переносного словоупотребления. Однако в речевой практике это условие нередко нарушается. Судья был такой же простой и скромный, как и его кабинет , - читаем в заметке; Она была также мила и еще милее, чем ее белое платье в синий горошек , - находим в очерке. Какое сходство усмотрели авторы этих строк в сопоставляемых предметах? Невольно вспоминается ироническое сравнение А.П. Чехова: «Похож, как гвоздь на панихиду». Обращение к тропам должно быть стилистически мотивировано. Если содержание высказывания не допускает эмоциональности речи, метафоризация не может быть оправдана. Необоснованное увлечение тропами в погоне за «красивостью» речи приводит к нагромождению метафор, перифраз, эпитетов, сравнений, выполняющих лишь орнаментальную функцию, что создает многословие: В среде хоккейных поединков, которыми в эти дни обильно одаривает нас стремительно разбежавшийся по стране чемпионат, сердце болельщика выделяет те, которые в концентрированном виде доказывают несомненную истину, что «в хоккей играют настоящие мужчины»... Риторичность подобных тирад придает им пародийную окраску, вызывая улыбку читателя. Особенно злоупотребляют тропами спортивные комментаторы (Сегодня выясняют отношения столичные бойцы клинка; Захватывающая дуэль шахматных амазонок продлится завтра; Двое, имя которым - команды, вышли на ледяную сцену, чтобы в стремительном диалоге, на языке хоккея поспорить, кто из них сильнее, умнее, мужественнее, благороднее).

Высокопарное звучание металогической речи, создающее ложный пафос и неуместный комизм, не так давно было отличительной чертой публицистического стиля. В небольших заметках, имеющих строго информативное назначение, писали: Монтажники пересекли экватор монтажных работ; Доярки увлеченно готовят коров к технической революции на ферме; Наши питомцы (о крупном рогатом скоте)стали отцами и матерями новых молочных стад; Миллиард пудов зерна - вот какой венок из колосьев сплела в прошлом году одна лишь только Украина! Стремление журналистов придать речи особую действенность с помощью тропов в подобных случаях создавало неуместный комизм. Журналистика 90-годов избавилась от этого порока. Теперь в газетах мы часто встречаем иронические перифразы. Так, в спортивном репортаже журналист использовал перифразу в заголовке «В городе трех революций обошлось без четвертой» и далее, описывая футбольный матч в Санкт-Петербурге, постоянно прибегает к ироническим перифразам:

Московскому вокзалу в Санкт-Петербурге и Невскому проспекту вполне можно было дать в этот день и вечер спартаковские имена из-за заполонивших центр северной столицы фанатов «Спартака» . Многие добирались сюда с помощью этакой эстафеты электричек из четырех этапов через Тверь, Бологое, Малую Вишеру. В городе трех революций определенно опасались, как бы эти молодые люди не сотворили четвертую, но вроде пронесло.

Крепких слов в адрес питерской милиции довелось от них услышать немало, и корреспондент «Известий» готов был разделить их возмущение, когда больше часа ушло на то, чтобы от остановки транспорта возле стадиона подойти к воротам. Сначала один кордон сдерживал толпу, затем - второй, а уж у ворот нужно было вести себя в соответствии с рекомендацией начальника питерского УОП Николая Федорова: «При приближении к милицейским коридорам лучше сразу принять вид военнопленных и распахнуть верхнюю одежду»...

Металогическая речь всегда экспрессивна, поэтому тропы обычно соседствуют с эмоционально-оценочной лексикой и применяются вместе с другими средствами речевой экспрессии. Обращение же к тропам в жанрах, исключающих использование экспрессивных элементов (например, в протоколе, объяснительной записке, отчетном докладе и под.) приводит к смешению стилей, создает неуместный комизм: Следствием установлено, что самовольно отчужденный автомобиль вследствие нарушения угонщиком правил дорожного движения унес две молодые жизни ; Мэрия проявляет постоянную заботу о благоустройстве жилых кварталов; три четверти города занято зелеными друзьями ; Дарам земли обеспечена хорошая сохранность.

Употребление тропов может стать причиной неясности высказывания или исказить мысль автора. Еще М.В. Ломоносов предупреждал, что загромождение речи «переносными словами» дает «больше оной темности нежели ясности». Об этом следовало бы помнить тем, кто пишет: Перед зрителями выступят опытные укротители огня (можно подумать, что это будут факиры, на самом же деле речь идет о пожарных); В гости к жителям микрорайона придут народные мстители (готовится встреча с бывшими партизанами); Завод кует ключи к подземным кладовым (имеются в виду буровые установки для добычи нефти).

Наибольшую угрозу точности, ясности речи представляют перифразы, к которым особое пристрастие имеют журналисты.

В текстах строго информативного назначения не следует употреблять образные перифразы [Московским капитанам сухопутных кораблей приходится иметь дело осенью с листопадом, зимой - с гололедицей, круглый год - с неопытными соседями по трассе (лучше: Московским таксистам приходится преодолевать трудности, связанные осенью - с листопадом, зимой - с гололедицей, и постоянно встречаться на трассе с неопытными водителями)]. В произведениях публицистического характера, допускающих использование эмоционально-экспрессивных средств речи, к употреблению образных перифраз следует подходить очень осторожно.

Неясность высказывания может возникнуть и при антономасии: имя, используемое как троп, должно быть достаточно известно, иначе читатель не поймет образного выражения. Например; Робин Гуды трубят сбор, - сообщает заметка, однако не всякий может уяснить смысл этой информации, требующей от читателя специальной подготовки по зарубежной литературе. Другой автор явно переоценивает читательскую память на фамилии героев детективного жанра: Работник милиции имеет оружие и владеет приемами самбо. Однако основная сила Анискиных - в другом.

В иных случаях искажает смысл высказывания неуместная синекдоха: Стюардесса посмотрела на меня нежным глазом и пропустила вперед (употребление единственного числа вместо множественного наводит на мысль, что у стюардессы был только один глаз). Еще пример: Мы испытываем острый дефицит рабочих рук : их у нас двадцать пять, а требуется еще столько же (у специалистов получилось нечетное число рук).

Следует остерегаться также неоправданной гиперболизации, вызывающей недоверие и удивление читателя. Так, журналист пишет о своем герое: Больше жизни он полюбил свою профессию землекопа за ее особую, скромную, неброскую красоту . Искажает смысл высказывания и неоправданная литота: Небольшой сибирский городок Ангарск, хорошо знакомый любителям конькобежного спорта своими двумя скоростными катками, пополнился еще одним собратом - катком «Ермак» (Ангарск - большой город, развитой промышленный центр); Экс-чемпион мира получил микроскопическое преимущество ...

При метафорическом словоупотреблении иногда появляется двусмысленность, что также мешает правильному пониманию высказывания. Так, в очерке о новых русских фермерах читаем: Трудно было им сделать первый шаг и еще труднее шагать по этому пути. Но у тех, кто избрал его, крепкие руки и большая воля . И поэтому они не свернут с избранной дороги... (читателю может показаться, что герои задумали ходить на руках).

Серьезный недочет металогической речи - противоречивость тропов, соединенных автором. Используя несколько метафор, эпитетов, сравнений, пишущий должен соблюдать единство образной системы, чтобы тропы, развивая авторскую мысль, дополняли друг друга. Несогласованность их делает металогическую речь нелогичной: Молодая поросль наших фигуристов вышла на лед (поросль не ходит);Дворец спорта сегодня надел будничную одежду : он окружен строительными площадками... здесь вырастет крытый каток, плавательный бассейн, комплекс спортивных площадок (не сочетаются метафоры одежда - площадки, не могут вырасти каток, бассейн); Человек - чистая доска , на которой внешнее окружение вышивает самые неожиданные узоры (на доске можно рисовать, но не вышивать, а вышивают по канве, да и сравнение человека с доской не может не вызвать возражения).

Пародийные примеры соединения противоречивых образов обыграл М. Булгаков в пьесе «Бег». Журналист, лишенный способности трезво оценить обстановку, восклицает: «Червяк сомнений должен рассеяться», - на что один из офицеров скептически возражает: «Червь не туча и не батальон». Реплика о командующем белой армии: «Он, подобно Александру Македонскому, ходит по платформе», - вызывает иронический вопрос: «Разве при Александре Македонском были платформы?».

Метафорическое значение слова не должно вступать в противоречие с его предметным значением. Например: Следом за тягачами и колесными тракторами по дороге скачет серая проселочная пыль - метафорическое употребление глагола не рождает образа (пыль может подниматься, клубиться).

Слова, используемые в тропах, должны сочетаться друг с другом и в своем прямом значении. Неправильно, например, построена метафора: Вернувшись домой, Логачева вместе с односельчанами началазалечивать шрамы войны: зарывала траншеи, блиндажи, воронки от бомб - шрамы не лечат, они остаются навсегда как следы прежних ран. Поэтому при стилистической правке этого предложения лучше отказаться от метафоризации: Вернувшись домой, Логачева вместе с односельчанами старалась уничтожить следы войны: они засыпали траншеи, блиндажи, воронки от бомб.

Образная речь может быть и высокой, и сниженной, но, употребляя тропы, нельзя нарушать закон эстетического соответствия сближаемых понятий . Так, отрицательную оценку вызывает у читателя сравнение в стихотворных строчках: Ты рта раскрыть мне не даешь, а я не богородица, и седина - она не вошь, - не с грязи, чай, заводится . О седине мы привыкли думать с уважением, и снижение этого понятия представляется немотивированным.

Г.Р. Державина его современники порицали за то, что он сравнил поэзию с лимонадом в оде «Фелица» (Поэзия тебе любезна, приятна, сладостна, полезна, как летом вкусный лимонад ). В.Г. Белинский осмеял А. Марлинского за метафору: «укус страсти». Пародируя «дикое сближение несближаемых предметов», критик писал: «Третий чудак... затянет: «Что макароны есть с пармезаном, что Петрарку читать: стихи его сладко скользят в душу, как эти обмасленные, круглые и длинные белые нити скользят в горло...».

Многие писатели, анализируя использование тропов, подчеркивали недопустимость сопоставления несопоставимых предметов. Так, М. Горький указал молодому писателю на его сравнение: «...Черные глаза блестели, точно выпуклые носки новеньких, купленных на прошлой неделе галош ». Комизм сравнения здесь обусловлен несоответствием эстетической оценки сопоставляемых предметов.

При употреблении тропов необходимо учитывать особенности содержания речи. Еще М.В. Ломоносов в «Риторике» замечал: «К вещам высоким непристойно слова переносить от низких, например: вместодождь идет непристойно сказать небо плюет». С этим требованием нельзя не считаться и в наши дни. Нельзя, например, описывая награждение шофера, совершившего героический поступок, прибегать к снижающим эпитетам, как это сделал журналист: Он стоял на пьедестале почета и сжимал медаль своими грубыми, заскорузлыми пальцами и не чувствовал металла... Недопустима также эстетизация явлений, лишенных в нашем представлении романтического ореола (На вывозке органических удобрений занято все живое тягло, работа кипит, но в эту мажорную симфонию вплетаются минорные нотки...).

Метафорические выражения не должны «подрывать» логическую сторону речи. В известных строчках из песни «Нам разум дал стальные руки-крылья, а вместо сердца пламенный мотор » летчику Валерию Чкалову не понравилась метафора, и он заметил автору: если мотор охватывает пламя, самолет терпит аварию, пилот гибнет, так что поэтический образ в этом случае неудачный... Тем не менее подобные «промахи» в металогической речи не единичны. Не задумываясь над смыслом сравнения, журналист пишет: Почему-то всегда домой корабль идет быстрее, словно хочет поскорее прижаться к родной земле . Однако мореплаватель знает, если корабль «прижмется» к берегу, не миновать аварии, а то и гибели судна.

Проявление основного, необразного значения слов в металогической речи самая непростительная оплошность автора, результатом которой оказывается неуместный комизм высказывания (За стекломстоят, прижавшись. Скотт, Горький, Бальзак, Моруа ...; Лиза с матушкой жили бедно, и, чтобы прокормить старушку-мать, бедная Лиза собирала в поле цветы...).

В художественной литературе утрата метафорой образного значения может быть использована для достижения комического эффекта. Стилистический прием, состоящий в использовании метафорического выражения в прямом смысле, называется реализацией метафоры. Например, Н.А. Некрасов шутливо обыгрывает метафору не удержать и зубами:

Как выражала ты живо

Милые чувства свои!

Помнишь, тебе особливо

Нравились зубы мои.

Как любовалась ты ими,

Как целовала, любя!

Но и зубами моими

Не удержал я тебя...

Реализация метафоры обычно находит применение в юмористических, сатирических, гротескных произведениях.

Разрушение образного значения тропа как речевая ошибка приводит к неуместному каламбуру, создает неясность высказывания: Подземные богатыри в четвертом квартале вышли на более высокие рубежи (читатель может подумать, что теперь шахтеры будут добывать уголь в новых, более «высоких» пластах); Ни Карин Энке из Германии, ни Али Борсма из Голландии не смогли организовать погоню за Татьяной Тарасовой (о состязаниях в конькобежном спорте).

Реализации метафоры противоположно возникновение в речи «невольных тропов», когда в сознании читателя автологическая речь трансформируется в металогическую. При этом слова, употребленные вследствие авторской небрежности неточно, в читательском восприятии приобретают новый смысл. Наиболее часто появляется в речи невольное олицетворение (Моторы, получаемые после капремонта,имеют очень короткую жизнь ; Два рулона сняли свои рубашки и катались в произвольном положении по рулонам, стоящим на торце). Вопреки желанию авторов в текстах иногда появляются невольные эпитеты (Миллионы крылатых и бескрылых врагов садов и огородов будут уничтожены), метафоры (В полевом вагончике на стенах висят рубежи колхоза ), метонимии [Высокой оценки заслуживает работатуалетного цеха (о цехе, производящем туалетное мыло)], синекдохи (Инженерная мысль проникла в канализационную систему ; На месте происшествия обнаружена гармошка, на которой приклеена девушка ) и т.д. Возникающая в таких случаях «непредвиденная образность», а точнее - неправильное восприятие автологической речи как металогической, придает высказыванию комизм, искажает его смысл.

В процессе публичного выступления основная задача оратора заключается в том, чтобы его мысли и чувства превратились в мысли и чувства слушателей. О сложности этой задачи говорит Дж. Лондон устами Мартина Идена – героя одноименного романа:

"Это огромная задача – суметь воплотить свои мысли и чувства в слова... и сказать эти слова так, чтобы слушатель понял их, чтобы в нем они снова перевоплотились в те же мысли и те же чувства. Эта задача, которая ни с чем не может сравниться" .

На то, что образная речь формирует в сознании слушателей конкретно-чувственные представления о действительности, обращал внимание Р. Гаррис:

"Впечатление, остающееся у слушателей после слов настоящего оратора, есть ряд образов. Люди не столько слышат, сколько видят и чувствуют истинно великую речь. Поэтому слова, не вызывающие образов, скоро утомляют их. Оратор – чародей, который взмахом своего волшебного жезла создает перед слушателями сцены, в которых они не только зрители, но и актеры: они испытывают на себе непосредственное отражение разворачивающихся перед ними событий и переживают окружающие их радости и горести. Я не хочу сказать, что следует искусственно заражать присяжных истерикой. Нет, но вы должны достигнуть того, чтобы они не только слышали ваши слова, но и видели картину, рисующуюся перед вами, и были увлечены порывом ваших собственных чувств... Следует не только описывать факты, но изображать их подробности так живо и образно, чтобы слушателям казалось, что они почти видят их" .

Эффект появления в сознании у слушателей под влиянием образной речи оратора конкретно-чувственных представлений о действительности (зрительных, слуховых и кинестетических) возникает в результате использования оратором сравнений, метафор и других тропов, а также чувственно ориентированных слов (предикатов) из разных модальностей (из области зрения, слуха, кинестетических ощущений).

О том, что чувственно ориентированные слова зрительной, слуховой и кинестетической модальностей производят сильное впечатление на слушателей, формируют в их сознании конкретно-чувственные представления о действительности и таким образом направляют их мысли и чувства в определенном направлении, говорил еще Цицерон:

"Если вы скажите, что город был отдан на разграбление войскам победителя, в этих словах уже заключается все, что бывает в подобных случаях; но эти слова не произведут впечатления. Раскиньте перед слушателями все картины, скрытые в них: горят дома и храмы, падают кровли, отовсюду слышны вопли отчаяния, слившиеся в один общий стон; одни бегут, другие сжимают в объятьях своих близких; женщины и дети плачут, старики проклинают судьбу, давшую им дожить до ужасного дня; солдаты уносят расхищенную утварь храмов и рыщут за новым грабежом..." .

Богатый и разнообразный набор чувственно ориентированных слов с использованием всех репрезентативных систем равным образом содержится в художественной литературе , поэзии. Благодаря тому что в художественных текстах действительность описывается в зрительной, слуховой и кинестетической (чувства, ощущения) модальностях, талантливые художественные произведения буквально приковывают к себе внимание, будоражат мысли и чувства и, таким образом, западают в душу читателей и слушателей, задают определенную направленность их мыслям и чувствам.

Возникающее под влиянием образной речи в сознании слушателей или читателей конкретно-чувственное представление о действительности усиливается, когда при описании подробностей определенных событий, явлений, фактов (реальных или воображаемых) используются не только чувственно ориентированные слова зрительной, слуховой и кинестетической модальности, но и тропы.

Тропы – обороты речи, в которых слова, фразы и выражения употребляются в переносном, образном смысле в целях достижения большей художественной выразительности. В основе тропов лежит логически-образное сопоставление двух представлений на основе сходства, смежности или контраста , что придает речи образность, словесную наглядность.

Цицерон отмечал, что образными словами и выражениями (он их называл "переносными" или "сходственными") следует пользоваться "во-первых, там, где они более наглядно представляют предмет... Во- вторых, переносы нужны там, где они более точно передают смысл предмета, будь то какой-нибудь поступок или мысль... В-третьих, иногда таким переносом достигается краткость выражения, как, например: “Если копье вырвалось из руки”. То, что копье было брошено нечаянно, не могло быть высказано с такой сжатостью буквальными выражениями, как это передано одним словом, употребленном в переносном смысле". Действенность образных слов и выражений Цицерон объяснял тем, что "одно сходственное слово разом рисует весь предмет целиком" и тем, что "всякое переносное выражение, если только оно образовано правильно, обращается непосредственно к нашим внешним чувствам, а в особенности к зрению, чувству наиболее обостренному... Ведь мысленный взор скорее представит себе то, что мы видели, чем то, о чем знаем только понаслышке... Есть, конечно, и образы, заимствованные из области остальных чувств, – “дух изящества”, “мягкость образованности”, “ропот моря”, “сладость речи”, – но зрительные образы гораздо ярче, они почти что дают нам видеть умственным взором вещи, недоступные очам. Ведь нет на свете такого предмета, название и имя которого мы не могли бы употребить в переносном смысле. Потому что все, что поддается сравнению, – а сравнению поддается решительно все, –может быть сжато переносным выражением по сходству в единое слово, и оно украсит речь ярким образом" .

Наиболее распространенными тропами являются сравнения и метафоры.

Сравнение – это сопоставление одного понятия (явления) с другим понятием (явлением) для пояснения одного при помощи другого. Например, "мрачен, как туча". Сравнительный оборот обычно создается при помощи сравнительных союзов как, точно, словно, подобно или же творительным падежом .

Метафора – это перенос названия с одного предмета на другой, замена прямого наименования словом, употребляемом в образном значении. Аристотель, считая, что для художника слова "всего важнее быть искусным в метафорах", разъяснял разницу между сравнением и метафорой: "Так, когда поэт говорит об Ахилле: "Он ринулся, как лев", это есть сравнение. Когда же он говорит: "Лев ринулся", это есть метафора: так как оба – Ахил и лев – обладают храбростью, то поэт, пользуясь метафорой, назвал Ахилла львом" .

Таким образом, метафорой является словосочетание, имеющее значение скрытого сравнения. В отличие от сравнения, где сходство указывается прямо, в метафоре оно подразумевается.

Как отмечал П. С. Пороховщиков, "всякая метафора есть, в сущности, сокращенное сравнение; но в сравнении сходство бывает указано прямо, а в метафорах подразумевается; поэтому последняя не так заметна для слушателей и меньше напоминает об искусственности; она вместе с тем и короче; следовательно, в виде общего правила метафора предпочтительнее сравнения" [цит. по: 112. С. 55 –156].

В основе любой метафоры лежит перенос, производимый на основе сходства, смежности .

Метафора обеспечивает эффективное направление мыслей и чувств слушателей в нужную для дела сторону при соблюдении следующих правил ее использования, которые сформулировал еще Аристотель:

"...они (метафоры) не должны быть слишком частыми, иначе вместо речи напишем дифирамб. Метафоры не должны быть взятыми [слишком] издалека, но отсюда же... и основанными на подобии... Так, сходны друг с другом [понятия] – вождь, кормчий, возница. Все эти слова обозначают людей чем-то управляющих, и всегда будет понятной речь, где вождя назовут кормчим государства, а кормчего – вождем корабля. ..Но не все сходные между собой понятия так взаимозаменяемы, как упомянутые выше. Поэт, например, мог называть подножие горы Иды подошвой, но тем не менее не мог бы назвать подошву человека подножием" .

В литературе по риторике метафоры и другие тропы традиционно рассматриваются в разделе "Украшение речи" как средство украшения устного текста, придания ему наглядности, экспрессивности, художественной выразительности .

Как отмечает Η. Н. Кохтев, "тропа используется как изобразительно-выразительное средство, которое усиливает речь благодаря тому, что к логическому содержанию добавляются эмоционально-экспрессивные оттенки и образность. Образные средства позволяют увидеть и проанализировать явление со всех сторон и хорошо запомнить его. Они делают мысль оратора зримой, предметной, осязаемой, конкретной. Это – немаловажный момент в ее восприятии. Речь, состоящая из одних фактов, цифр и суждений, плохо воспринимается и недостаточно прочно запоминается. Кроме того, образность повышает информативную насыщенность речи, увеличивает ее смысловую емкость при словесном лаконизме" .

С точки зрения современных научных представлений из области НЛП и других наук образная речь позволяет судебному оратору эффективно склонять присяжных к своему мнению, ненавязчиво подталкивать их к принятию соответствующего решения прежде всего потому, что метафоры и другие образные средства, обеспечивая сбалансированную, гармоничную работу левого и правого полушарий головного мозга слушателей, помогают присяжным лучше понять, прочувствовать и запомнить позицию и доводы оратора.

По свидетельству И. А. Стернина, "наглядность не только помогает запоминанию, но и в большой степени способствует повышению убедительности речи, так как обеспечивает взаимодействие левого (логического) и правого (образного) полушарий головного мозга. Использование наглядных примеров в процессе выступления дает оратору возможность упростить излагаемую идею для ее восприятия и тем самым сделать ее более понятной и убедительной" .

На важное значение активизации в процессе аргументации обоих полушарий головного мозга обращают внимание и немецкие специалисты по современной риторике Ф. и X. Штриккеры: "Только при подключении обоих полушарий, т.е. при одновременной активизации эмоций и рациональности, вам удастся лидировать в аудитории и достичь своих целей: возбудить у слушателей определенные чувства и передать им содержание своей аргументации" .

Этот нейролингвистический подход с использованием образной речи может быть реализован и в судебном ораторском искусстве в процессе убеждения присяжных заседателей. Образная речь имеет особенно важное значение для убеждения присяжных, у которых образный тип мышления доминирует над рассудочным (понятийно-логическим, научным).

Академик Б. Раушенбах отмечает, что у людей разных социально-психологических типов "как правило, один из типов мышления доминирует – идет ли речь о знаменитых деятелях науки и культуры или об обычных людях, не наделенных особыми талантами... Для человека, у которого доминирует образное мышление, доводы рационального знания кажутся второстепенными и малоубедительными" .

Но если доводы рационального знания "нарядить в одежды" образной речи, они обретут весомость и убедительность для людей, у которых преобладает образное мышление. Такой прием применил, например, В. Д. Спасович, который образно разъяснил присяжным, что без установления мотивов преступления уголовное дело, "точно статуя без головы, или без рук, или без туловища" .

Сравнения и другие образные средства позволяют донести сложные мысли до ума всех присяжных заседателей, среди которых преобладают люди, имеющие средний уровень развития образного и логического мышления.

"Оратору всегда желательно быть понятым всеми, – пишет П. С. Пороховщиков, – для этого он должен обладать умением приспособить свою речь к уровню средних, а может быть, и ниже чем средних людей. Я не ошибусь, если скажу, что и большинство так называемых образованных людей нашего общества не слишком привыкли усваивать общие мысли без помощи примеров или сравнений" .

Выраженные в образной форме рациональные знания, мысли, идеи обладают повышенной убедительностью для слушателей с любым типом мышления и уровнем его развития.

В литературе по психологии это объясняется тем, что "образное мышление древнее логического, рассуждающего. В силу этого образы глубоко проникают в сознание, а логические формы остаются на его поверхности, выполняя функцию строительных лесов вокруг здания мысли... Образы интенсивнее переживаются... информационно избыточны, вследствие чего восприятие их гарантировано... как правило, убеждающая деятельность предпочитает теоретическим, абстрактным понятиям интеллектуальные сплавы образов-мыслей. Убеждающий образ-мысль легко находит душевный отклик, так как у адресата убеждения в сфере его личного опыта всегда отыщется чувственный аналог предъявленного образа" , что способствует активизации здравого смысла слушателей, их логической способности суждения и жизненного опыта.

Использование в подобных ситуациях сравнений, метафор и других образных средств речи повышает убедительность речи тем, что переводит отвлеченные понятия на язык обыденного представления, а это способствует внутренней переработке и усвоению слушателями ключевой информации.

По словам М. Массарского, "любое отвлеченное понятие, не переведенное в плоскость обыденного представления, в душевные глубины не проникает, а значит, не сможет повлиять наличную ориентацию... Знание возникает лишь в момент усвоения информации, т.е. соотнесения ее с какой-то внутренней реальностью познающего, с каким-то фактом его психической жизни. Психологически окрашенная информация – это уже знание... Убедительность речи зависит от способности ключевых идей сообщения “внедряться” в сознание убеждаемого" .

Образная речь вызывает соответствующие образные представления, которые, в свою очередь, являются психологической основой воображения, образного и научного, понятийно-логического мышления слушателей. В этой связи представляет интерес следующий фрагмент из учебника по практической риторике профессора Бременского университета X. Леммермана:

"“Образное представление – фундамент всех познаний”, – так написано в 9-м письме Песталоцци “Как Гертруда учит своих детей”. Это справедливо не только в отношении детей, но и взрослых... В хорошей и действенной речи отвлеченные и образные мысли соединены друг с другом. Речь, состоящая из сухих слов и бесцветных выражений, скучна и пресна, как несоленный суп. Как правило, речь развивают от наглядного представления (образ, сравнение, рассказ и т.д.) к понятию. Абстрактные понятия без фундамента образов редко остаются в памяти" .

Отсюда видно, что метафоры и другие образные средства речи активизируют не только правополушарное (нагляднообразное), но левополушарное (абстрактно-логическое) мышление. В психологической литературе отмечается, что абстрактно-логическое мышление не может по-настоящему продуктивно работать без метафорической составляющей.

"...психологам давно известно, что метафоричность мышления представляет собой лишь одну из стадий на пути к высшему его виду – абстрактнологическому. .. Оперирование абстракциями всегда (!) в основе своей опирается на некоторую метафорическую модель. Сказанное относится даже к тем абстракциям, которыми занимается такая точная наука, как математика" .

С точки зрения когнитивной лингвистики и семантики, метафоры и другие образные средства речи являются одним из важнейших познавательных механизмов, позволяющих познавать сложное через простое, абстрактное через конкретное, неизвестное через известное .

Таким образом, при помощи метафоры обеспечивается косвенное понимание абстрактных идей и понятий, раскрывающих сущность сложных материальных объектов, предметов и явлений, в том числе тех, о которых говорится в судебной речи.

"Чтобы успешно обличать зло, обосновать справедливость закона и необходимость восстановления нарушенных прав, оратор должен быть человеком, не лишенным воображения, способным говорить с конкретной аудиторией нужными словами, понятными аналогиями и образами, которые были бы способны адекватно описать происшедшее и объяснить возможные реакции" .

К абстрактным сущностям, которые трудно понять без метафор, относятся, например, многие психологические понятия, используемые при описании внутреннего мира человека.

По свидетельству психолога И. В. Бачкова, "когда мы рассуждаем о психике, мы попросту не можем обойтись без метафор, поскольку понятия, не имеющие конкретного предметного воплощения, – а таковы практически все психологические понятия, – чтобы стать доступными, очевидными, ясными, должны быть объяснены средствами другого языка. И этот язык обязан быть конкретным и предметным. Например, говоря о таком понятии, как внимание, некоторые психологи полагают, что это луч прожектора, выхватывающий из темноты наиболее значимые для человека объекты, а другие утверждают, что это своеобразный аккумулятор, имеющий ограниченный энергетический запас. Здесь очевидным образом проявляется важнейшая особенность метафоры – свойства одного описываются через свойства другого.

То же самое происходит и в житейских разговорах о человеческих отношениях: они привязались друг к другу; сел мне на шею; она вертит им, как хочет и т.п. Иными словами, для того чтобы раскрыть сущность некоего психологического материала, неизбежно обращение к метафоре" .

В процессе убеждения обращение к метафоре необходимо для усиления логической аргументации, эффективного использования такого средства убеждения, как умозаключение по аналогии. Об этом свидетельствует высказывание известного российского специалиста по логике А. А. Ивина:

"Метафора... представляет собой... своего рода сгущенную, свернутую аналогию. Едва ли не всякая аналогия. .. может стать метафорой. Примером метафоры с прозрачным аналогическим соотношением может служить следующее сопоставление Аристотеля: “Старость так относится к жизни, как вечер к дню, поэтому можно назвать вечер "старостью дня"... а старость – "вечером жизни"”... С помощью метафоры собственное значение имени переносится на некоторое другое значение, которое подходит этому имени лишь ввиду такого сравнения, которое держится в уме. Уже это истолкование метафоры связывает ее с аналогией. Метафора возникает в результате слияния членов аналогии и выполняет почти те же функции, что и последняя. С точки зрения воздействия на эмоции и убеждения метафора даже лучше справляется с этими функциями, поскольку она усиливает аналогию, вводя ее в сжатом виде... Аналогия является популярным способом индуктивной аргументации в поддержку оценок... Нередко строгое, проводимое шаг за шагом доказательство оказывается неуместным и убеждает меньше, чем мимолетная, но образная и яркая аналогия. Доказательство – сильнодействующее средство исправления и углубления убеждений, в то время как аналогия подобна гомеопатическому лекарству, принимаемому ничтожными дозами, но оказывающему тем не менее заметный лечебный эффект" .

В судебных речах искусное использование этого "гомеопатического средства" в виде метафор, сравнений и других образных средств оказывает заметный убеждающий эффект, сопровождающийся направлением мыслей и чувств присяжных заседателей в нужную для дела сторону.

В качестве примера эффективного решения защитником этой задачи при помощи образной речи можно привести фрагмент из речи С. А. Андреевского по делу крестьянского парня Зайцева, совершившего убийство с целью ограбления после того, как купец Павлов выгнал его с работы, оставив без угла, без крова, без средств существования. За пять лет до совершения этого преступления Зайцев вместе с другими мальчиками был привезен в Петербург из деревни земляком-извозчиком и устроен на работу в башмачную лавку к Павлову, у которого по контракту должен был прожить пять лет на всем готовом, а затем получать жалованье.

"Человек, брошенный на улицу, это все равно что блуждающая звезда, которою ничто не управляет: она может своим ударом разрушить всякое препятствие на своем пути и сама об это препятствие разрушиться. Мысли такого человека не текут подобно нашим. Человеческие правила, понятия о долге кажутся ему чем-то исчезнувшим в тумане: он слышит шум, он видит огромные дома или лица прохожих, но той мягкой точки зрения, с которой на все это смотрим мы, у него нет... Будущая неделя, месяц, год – для него такие страшные призраки, что он об них не смеет и подумать: он отгоняет от себя попытку заглянуть в них, хотя знает, что они наверное настанут.

И вот такой-то внутренний мир носил в себе Зайцев, когда он очутился... без угла и крова среди улиц Петербурга" .

Необходимо отметить еще одну важную функцию метафор и других образных средств речи: они влияют на процесс принятия решений в проблемных ситуациях:

В предисловии к книге Дж. Лакоффа и М. Джонсона "Метафоры, которыми мы. живем" А. Н. Баранов пишет: "Согласно современным научным представлениям процесс принятия решений включает следующие основные этапы: 1) осознание проблемной ситуации; 2) выявление альтернатив разрешения проблемной ситуации; 3) оценка альтернатив; 4) выбор альтернативы (собственно принятие решения). Метафора так или иначе может влиять на любой из этапов принятия решений, но она особенно важна при формировании множественности альтернатив разрешения проблемной ситуации. Несколько огрубляя, можно сказать, что человек видит только те альтернативы, которые совместимы с данной метафорой и которые она высвечивает в ситуации коммуникативного взаимодействия" .

Таким образом, удачные метафоры, сравнения и другие образные средства речи, вызывая у слушателей определенные чувственно-наглядные представления, мысли и чувства, в проблемной ситуации подталкивают их к принятию соответствующего этим представлениям, мыслям и чувствам альтернативного решения.

В современной социально-психологической литературе отмечается, что образная речь, придавая сообщению яркость и выразительность, может сделать сильный аргумент еще более убедительным и заставить сомнительное утверждение звучать правдоподобно. Это объясняется тем, что такие яркие и выразительные сообщения затрагивают наши когнитивные (познавательные) реакции по крайней мере четырьмя возможными способами. Во- первых, яркая информация привлекает внимание. Это помогает данному сообщению выделиться в информационно насыщенной среде. Во-вторых, живость, яркость способны сделать информацию более конкретной и личной, вызывают у слушателей соответствующие образы, представления, подталкивают их к определенной аргументации, а порожденные нами самими аргументы и образы обладают повышенной убедительностью, потому что их породили мы сами. В-третьих, эффективное яркое обращение направляет мысль к тем проблемам и аргументам, которые коммуникатор считает наиболее важными, и фокусирует на них мышление. Наконец, такое яркое и выразительное представление может сделать материал более запоминающимся. Это особенно важно, если мы не приходим к немедленному заключению, а опираемся в более поздних суждениях на информацию, которая первой приходит на ум, как это происходит в совещательной комнате в процессе обсуждения присяжными вопросов, относящихся к их компетенции, и вынесения вердикта.

Как отмечает П. С. Пороховщиков, судебная речь, украшенная образами, несравненно выразительнее, живее, нагляднее простой речи, составленной из одних рассуждений. Поэтому она лучше запоминается присяжными, оказывает действенное влияние на формирование их внутреннего убеждения:

"Речь, составленная из одних рассуждений, не может удерживаться в голове людей непривычных; она исчезает из памяти присяжных, как только они прошли в совещательную комнату. Если в ней были эффектные картины, этого случиться не может. С другой стороны, только краски и образы могут создать живую речь, т.е. такую, которая могла бы произвести впечатление на слушателей" .

При доказывании в условиях информационной неопределенности удачные примеры, сравнения, метафоры являются своего рода психологическим ключом к преодолению присяжными заседателями психологического замешательства, обусловленного как противоречивой оценкой сторонами надежности системы косвенных доказательств, так и сложностью и противоречивостью совокупности косвенных доказательств, их раздробленностью в сознании присяжных заседателей. В этой связи представляет интерес следующее высказывание специалиста в области нейролингвистического программирования:

"Не сомневаюсь, что вы знаете много вещей, которые понимаете. А это значит, что объем и качество ваших знаний в этих вещах (областях и дисциплинах) достигли некоего критического уровня, при котором они стали вам понятны. Ваш мозг как бы увидел систему в хаосе накопленных вами сведений, и вы достигли уровня понимания.

Наряду с этим есть масса областей или предметов, которые вы не понимаете, хотя и имеете по ним довольно большой объем информации. Например, любой школьник может иметь изрядное количество знаний по какому-то предмету и тем не менее не понимать его... Очень возможно, что его мозг как раз и не мог увидеть целое, систему в этом имеющемся в его распоряжении наборе сведений и фактов. Именно это “непонимающее знание” энелперы и окрестили “замешательством”, наверное, потому, что демонстрирующие его люди действительно испытывают подобное, весьма неприятное, чувство.

Однако замешательство всегда указывает на то, что вы находитесь на пути к пониманию, но застряли на этом пути. Оно говорит о том, что у вас есть множество данных, но они не организованы способом, который позволяет вам их понять. Так что попробуйте их быстренько организовать, воспользовавшись техникой превращения замешательства в понимание" .

Составной частью техники превращения замешательства слушателей, в том числе присяжных, в понимание является использование в процессе произнесения речи сравнений, метафор и других образных средств, побуждающих присяжных заседателей и председательствующего судью наглядно представить в своем воображении картину, иллюстрирующую идею, мысль, которая лежит в основе позиции.

При реализации косвенного (опосредованного, периферийного, или эвристического) способа убеждения этот прием рассчитан на использование слушателями при обработке убеждающего сообщения эвристики моделирования, смысл которой заключается в том, что легкость воображения или моделирования в уме возможных событий или последствий часто имеет ключевое значение для суждений. Результаты явления или события считаются вероятными в той степени, в которой их можно моделировать в уме или вообразить .

Удачное применение метафор и других образных средств, помогающих присяжным наглядно представить фактическую версию обвинения или защиты, тем самым психологически предрасполагает присяжных к суждению о том, что событие и его последствия могли произойти так, как их освещает в своей речи прокурор или адвокат.

В социально-психологической литературе подобные приемы рассматриваются как способ когнитивной (познавательной) подготовки идеи к пониманию и внутреннему принятию ее аудиторией .

В суде с участием присяжных заседателей такая когнитивная подготовка с искусным применением сравнений, метафор и других образных средств необходима для того, чтобы присяжные и судья обратили внимание, поняли, прочувствовали, запомнили и таким образом внутренне приняли основные идеи, доводы, рассуждения и выводы, лежащие в основе позиции оратора. Кроме того, когнитивная подготовка с использованием образной речи формирует прогнозируемое им личное отношение слушателей к описываемым в речи событиям и людям (положительное или отрицательное).

Образная речь придает определенную направленность не только мыслям, но и чувствам слушателей, вызывая у них определенные внутренние состояния. Поэтому в нейролингвистическом программировании внутренние состояния человека рассматриваются как один из важных ресурсов для формирования и изменения убеждений людей.

Как отмечает Р. Дилтс, "гораздо труднее придерживаться негативных или ограничивающих убеждений, если человек находится в позитивном, оптимистическом состоянии... Внутренние состояния в значительной степени определяют наш выбор поведения и реакции. Эти состояния функционируют одновременно как своего рода фильтр восприятия, ворота для тех или иных воспоминаний, способностей и убеждений. Таким образом, состояние человека оказывает огромное влияние на его актуальное “видение мира”... пока мы не примем то или иное убеждение (или ценность) соматически, ощущая и эмоционально переживая связанный с ним подтекст, оно остается лишь бессвязным набором понятий, слов или мыслей. Убеждения и ценности “вступают в силу” только в связи с нашими физиологическими и внутренними состояниями".

Точно так же наше текущее физическое, психологическое и эмоциональное состояние в немалой степени определяет типы убеждений, которые мы склонны принять в данный момент. Намного легче ассоциировать себя с расширяющими наши возможности позитивными убеждениями и "поверить в них, если при этом мы находимся в одном из позитивных внутренних состояний, и гораздо сложнее сделать это, находясь в негативном состоянии" .

Далее Р. Дилтс отмечает, что внутренние состояния служат одновременно фильтром для восприятия и стимулом для действий. Они нередко представляют собой вместилище или основание для того или иного убеждения или обобщения и определяют эмоциональную энергию, затрачиваемую на поддержание этого убеждения" .

В процессе убеждения слушателей внутренние состояния являются одним из важнейших компонентов "неврологической" составляющей нейролингвистического программирования. Для эффективного убеждения присяжных заседателей, склонения их присоединиться к своему мнению прокурор и адвокат должны уметь при помощи образной речи постоянно привлекать внимание присяжных, взбадривать и освежать их интерес к речи, предупреждать их утомление.

Как отмечал А Левенстим, "чрезмерное утомление – это злейший враг оратора, ибо нельзя убеждать слушателя, который не следит за вашей речью. Его внимание надо возбуждать и поддерживать во что бы то ни стало. Если обстоятельства дела однообразны, то удачные сравнения, тонкий юмор и ловко рассказанный исторический факт оживляют всю залу. Защита отлично знает эту сторону дела, и поэтому ее лучшие представители умеют возбудить внимание присяжных" .

Для своевременного искусственного оживления внимания и подогрева интереса присяжных к содержанию речи А. Левенстим рекомендовал наблюдать за малейшими изменениями в их облике и поведении:

"Во время речи следует смотреть на присяжных... и по выражению глаз и лица судить о том, как они относятся к доводам. Если их поза и взоры следят за вами, то вы можете быть убеждены, что речь действует и доводы их интересуют. Но как только они начинают смотреть не на оратора, а на публику или на разные предметы, стоящие в зале заседания, то это значит, что они устали и их внимание следует оживить" .

На важное значение умения судебного оратора поддерживать на протяжении всей речи интерес и внимание слушателей при помощи образной речи обращал внимание и Р. Гаррис:

"Умение непрерывно подстрекать внимание слушателей есть одно из основных правил красноречия. Неожиданное сравнение, оригинальная мысль или изящный оборот – все это служит указанной цели в искусно составленной речи" .

С этой целью опытные ораторы используют различные приемы, в том числе приводят уместные примеры из художественной литературы, пословицы, поговорки, образные фразеологические выражения, содержащие элементы юмора, например каламбуры . О действенности этого приема освежения ума и оживления внимания и интереса к речи рассказал герой "Скучной истории" А. П. Чехова:

"Читаешь четверть, полчаса, и вот замечаешь, что студенты начинают поглядывать на потолок, на Петра Игнатьевича, один ползет за платком, другой сядет поудобнее, третий улыбнется своим мыслям... Это значит, что внимание утомлено. Нужно и принять меры. Пользуясь первым удобным случаем, я говорю какой-нибудь каламбур. Все полтораста лиц широко улыбаются, глаза весело блестят, слышится гул моря... Я тоже смеюсь. Внимание оживилось. Я могу продолжать" .

Использование подобных риторических приемов, основанных на юморе, остроумии, не только способствует поддержанию психологического контакта со слушателями, но и снимает их утомление, оживляет внимание и интерес к речи, помогает лучше запомнить воспринятую информации в позитивном аспекте, формирует у слушателей положительное отношение к ней.

В литературе по НЛП отмечается, что "юмор является... очень эффективным средством в данном контексте. В то время как мы смеемся, расслабляемся и радуемся сами себе, представленная информация остается в памяти такой, какими были наши чувства, то есть в ее позитивном аспекте" .

Психологический эффект запоминания слушателями воспринятой информации в позитивном аспекте объясняется тем, что изложенные в остроумной форме, с юмором мысли привлекают к себе внимание слушателей, кажутся им более значительными, ценными, усыпляют их критическое мышление. Это очень тонко подметил З. Фрейд:

"Мысль ищет остроумной оболочки, так как благодаря ей обращает на себя наше внимание, может показаться нам более ценной, но прежде всего потому, что эта оболочка подкупает и запутывает нашу критику. Мы склонны приписывать мысли то, что понравилось нам в остроумной форме, и, кроме того, не имеем больше желания искать неправильное в том, что доставило нам удовольствие, боясь закрыть себе таким образом источник удовольствия. Острота преследует цель – преувеличение мысли для того, чтобы она не осталась незамеченной, и ограждение ее от критики" [цит. по: 102. С. 173].

Подобный психологический эффект вызывает и эстетически совершенный стиль речи, который проявляется в красоте и гармоническом единстве всех ее составляющих, единстве в многообразии высказываемых мыслей, слов, фраз и периодов в каждом разделе речи и всех разделов речи в целом. Об этом прекрасно сказал К. Л. Луцкий:

"Судебный оратор только беспрерывными впечатлениями на ум присяжных может заставить их быть внимательными к речи, в особенности к большой. “А мы слушаем, – говорит Расин, – только постольку, поскольку то нравится нашим ушам и воображению благодаря очарованию стиля”. Поэтому Цицерон и считал, что нет красноречия, где нет очарования, и Аристотель учил очаровывать слушателей: те, кто охотно слушают, лучше понимают и легче верят. Главное очарование стиля заключается в гармонии речи, той гармонии, которая вызывает представление о соразмерности в повышении и падении, благородстве и изящности, величии и мягкости и которая есть результат порядка, распределения и пропорциональности слов, фраз, периодов и всех составляющих судебной речи... Из гармонии слов и их соединений вытекает главная гармония ораторской речи – гармония фраз в отношении их самих и их последовательности, лежащая в основании периодов, т.е. определенных разделов речи, в которых связанные между собой части имеют разумное соотношение и дают достаточный отдых для слуха, ума и дыхания, составляя вместе, в целом, законченный смысл и совершенный отрывок... И если бы изъять из судебной речи гармонию, в ней не осталось бы ни силы, ни благородства, ни изящности, ни всего того, что дает ей красоту... Лонжен говорит: “Гармония речи производит впечатление не только на ухо, но и наум; она вызывает массу мыслей, чувств, образов и говорит непосредственно нашей душе соотношением между звуками и мыслями”" .

В этом высказывании особенно ценной является мысль о том, что возникающее у слушателей под влиянием эстетически совершенной речи судебного оратора положительное внутреннее состояние, проявляющееся в обостренном внимании и интересе к речи ("охотном слушании"), психологически предрасполагает лучше понимать и легче верить речи, т.е. снижает критический барьер восприятия содержания речи.

Таким образом, искусная, эстетически совершенная и художественно выразительная образная речь позволяет обвинителю и защитнику эффективно решать три взаимосвязанные задачи, связанные с построением убедительной речи: доходчиво доказать присяжным правильность и справедливость своей позиции, расположить к себе присяжных и направить их мысли и чувства в нужную для дела сторону.

С этой целью прокурор и адвокат могут использовать и такой способ нейролингвистического программирования, как фигуры речи.

Использование фигур речи (риторических фигур)

Фигуры речи (риторические фигуры) – выразительные обороты речи, повышающие ее убедительность и силу воздействия на слушателей .

В суде присяжных различные фигуры речи чаще всего используются для привлечения внимания присяжных к ключевым идеям речи, облегчения понимания их смысла и запоминания, а также для запуска механизма самоубеждения присяжных заседателей и поддержания их интереса к речи. В таких случаях фигуры речи выступают в роли своеобразных "манков", или, говоря словами П. С. Пороховщикова, "курсива в печати, красных чернил в рукописи" .

Наиболее распространенной фигурой речи является речевой повтор. С позиции нейролингвистического программирования эффективность этой фигуры речи объясняется следующим образом:

"Повторение–мать учения. Оно создает основу для идей, образов и программ, необходимых для киноопыта. Повторение мысленных представлений помогает внести и надежно закрепить новую информацию в бесчисленных клеточках мозга, образуя киноопыт. Рекламные агентства успешно используют повторение, продавая все и вся... В удачной радио- и телевизионной рекламе вы услышите название товара как минимум три раза, а то и семь и девять раз" .

В современной социально-психологической литературе речевые повторы, в которых одна и та же мысль повторяется несколько раз, рассматриваются как один из способов когнитивной (познавательной) подготовки идеи для внедрения ее в сознание слушателей, обеспечения внутреннего принятия этой идеи слушателями. Результаты многочисленных исследований свидетельствуют о том, что многократное повторение придает идее видимость достоверности. После нескольких предъявлений идея уже воспринимается как знакомая и легче вызывается в сознании, а потому кажется более правдоподобной. Американские социальные психологи провели серию экспериментов, в ходе которых некоторые из утверждений повторялись множество раз, а другие не повторялись. Было установлено, что участники этих экспериментов считали, что повторяющиеся утверждения были "более истинными", чем те, которые не повторялись .

Для того чтобы определенная мысль отразилась в сознании слушателей, ее необходимо повторить не менее четырех раз в разной словесной форме. Повтор в одной и той же словесной форме настораживает слушателей, они начинают подозревать, что им насильно хотят "вдолбить" некоторую идею , что вызывает у них повышенное критичное отношение к высказываемым оратором доводам, либо негативизм, нежелание прислушиваться к ним.

Итак, сущность речевого повтора как фигуры речи заключается не в простом повторении определенных слов, фраз, а в повторении существенных доводов, соображений в новой словесной форме с использованием взбадривающих и освежающих внимание и ум слушателей изящных словесных оборотов.

На эффективность этой фигуры речи для активизации познавательных процессов присяжных, формирования у них полезных внутренних ресурсных состояний обращали особое внимание многие теоретики и практики судебного ораторского искусства.

Так, П. С. Пороховщиков отмечая, что "отдых вниманию присяжных следует давать не бесцельными рассуждениями, а повторением существенных доводов в новых риторических оборотах" .

Р. Гаррис в "Школе адвокатуры" пишет: "Необходимо повторять ваши соображения, пока присяжные не освоят их. Это надо делать, меняя выражения и оборот мыслей. При этих условиях повторение будет приятно, а неутомительно" .

Действенность этого приема он объяснял еще и тем, что повторение одной и той же мысли в разной словесной форме обеспечивает своеобразный стереоэффект: "Основная мысль повторяется не повторением слов, а новыми, изящными оборотами, и благодаря этому вместо одной мысли в словах... как будто слышны две или три" .

Этот стереоэффект, сопровождающийся своеобразным "органным" звучанием повторяемых стержневых мыслей, доводов, возникает благодаря следующим приемам, при помощи которых эти доводы, мысли обретают новую словесную форму, которая субъективно воспринимается слушателями как приятные для слуха, изящные словесные обороты:

• 1) повторение одного и того же факта или суждения другими словами-синонимами, что позволяет избежать тавтологии и в то же время дает возможность использовать все убеждающие свойства повторения – привлечение внимания к доказываемой мысли, облегчение понимания и усвоения знаний, закрепление информации в памяти ;
• 2) ключевое слово повторяется несколько раз, но не подряд, а на некотором текстовом расстоянии. При повторе слово либо меняет число или падеж, либо становится другим членом предложения;
• 3) повторяющиеся слова или словосочетания меняются местами: второе ставится на место первого, а первое на место второго;
• 4) повторение отдельных слов или оборотов в начале частей, из которых состоит текст;
• 5) повторение отдельных слов или оборотов в конце частей, из которых состоит текст .

Не случайно Цицерон среди красот речи, которые порождаются сочетанием слов, особо выделял варьирование речевых повторов:

"Они состоят в том, чтобы повторять и удваивать слова; или возвращать их в слегка измененном виде; или начинать несколько раз с одного и того же слова, или кончать таким образом, или вместе и начинать и кончать; или добавлять повторение в начале, или помещать его в конце; или два раза подряд употреблять одно и то же слово в различных значениях; или заканчивать ряды слов одинаковыми падежами или окончаниями... или несколько раз повторять одно и то же слово в разных падежах... чтобы одно и то же содержание повторялось в разной форме" .

Элементы варьирования речевых повторов содержатся в таких фигурах речи, как анафора, эпифора и градация, которые обеспечивают эффект внушающего убеждения.

Анафора – одинаковое начало ряда фраз: нам надо выяснить..., нам надо установить..., нам надо доказать... и т.д.

Эпифора – повторение слова или словосочетания в конце каждой части высказывания или группы высказываний: "У немцев везде чисто – в офисах чисто, в коридорах чисто, на улицах чисто, в туалетах – и в тех чисто".

Градация – расположение слов так, чтобы каждое последующее было выразительнее, сильнее предыдущего: он не догадывался, не знал, не ведал, ему и в голову не могло это прийти .

Следует отметить, что использование речевого повтора как средства когнитивной подготовки определенной мысли, идеи для внедрения ее в сознание присяжных заседателей имеет важное значение не только в судебной речи, но и в процессе ведения допросов. Элементы речевого повтора содержатся в тактическом приеме допроса, который называется "техника связывания". Этот прием применяется для того, чтобы сосредоточить внимание допрашиваемого свидетеля на том, о чем он должен говорить, отвечая на вопросы, и одновременно привлечь внимание присяжных к важным фактам в показаниях данного свидетеля. Сущность этого приема заключается в выборе факта или фактов из ответа или ответов, которые в настоящее время дает свидетель, и включение этого факта (фактов) в свои последующие вопросы. Таким образом, в процессе допроса существенная информация повторяется несколько раз, что способствует ее закреплению в сознании присяжных заседателей и председательствующего судьи.

Для активизации познавательных и связанных с ними эмоциональных процессов присяжных заседателей в судебной речи могут использоваться и другие фигуры речи, в том числе антитеза, риторический вопрос, вопросно-ответный ход и др.

Антитеза – это риторическая фигура, в которой для усиления выразительности речи резко противопоставляются противоположные явления, понятия и признаки. "Главные достоинства этой фигуры заключаются в том, – писал П. С. Пороховщиков, – что обе части антитезы взаимно освещают одна другую; мысль выигрывает в силе; при этом мысль выражается в сжатой форме и это тоже увеличивает ее выразительность" .

Наглядное представление об этом дает следующий фрагмент из речи Цицерона против Луция Сервия Каталины, возглавившего заговор с целью насильственного захвата власти. Обращаясь к квиритам (полноправным римским гражданам), Цицерон сказал:

"На нашей стороне сражается чувство чести, на той – наглость... здесь – верность, там – обман; здесь – доблесть, там – преступление; здесь – непоколебимость, там – неистовство; здесь – честное имя, там – позор; здесь – сдержанность, там – распущенность; словом, справедливость, умеренность, храбрость, благоразумие, все доблести борются с несправедливостью, развращенностью, леностью, безрассудством, всяческими пороками; наконец, изобилие сражается с нищетой, порядочность – с подлостью, разум – с безумием, наконец, добрые надежды – с полной безнадежностью" .

Этот прием (антитезу) удачно использовал Ф. Н. Плевако в защитительной речи по делу князя Грузинского:

"То, что с ним случилось, беда, которая над ним стряслась, понятны всем нам; он был богат – его ограбили; он был. честен – его обесчестили; он любил и был любим – его разлучили с женой и на склоне лет заставили искать ласки случайной знакомой, какой-то Фени; он был мужем – его ложе осквернили; он был отцом –у него силой отнимали детей и в глазах их порочили его, чтобы приучить их презирать того, кто дал им жизнь.

Ну, разве то, что чувствовал князь, вам непонятно, адские терзания души его вам неизвестны?" .

Здесь Плевако использовал еще один риторический прием –риторический вопрос – вопрос, который не требует ответа вслух, а подразумевает мысленный ответ . Как отмечает И. А. Стернин, эффективность риторического вопроса заключается в том, что "он “ненавязчиво навязывает” нужную идею" .

Следует отметить, что любой правильно поставленный вопрос, в том числе риторический, программирует мышление и другие познавательные процессы и чувства и таким образом "запускает" работу головного мозга в определенном направлении. В этой связи представляют интерес следующие высказывания психологов – специалистов в области практической и социальной психологии:

"В качестве приема программирования можно задать вопрос с акцентированием (обычно по существу дела) и не требовать немедленного ответа. Через некоторое время вопрос сам подключится в партнере и заставит его думать" ;

"Именно с вопроса начинается думанье, вопрос – пусковая точка мыслительного процесса... и, задавая риторический вопрос, говорящий так или иначе надеется “включить” мышление собеседника и направить его в нужное русло (навязывать логику)" ;

"""Правильно поставленные” вопросы могут служить формой предубеждения, используемой для того, чтобы гарантировать содержание и направленность мыслей аудитории" .

Программируемый эффект запуска мышления аудитории в определенном направлении особенно характерен для риторических вопросов, которые рассчитаны на то, что у слушателей сама собой возникнет мысль: "Ну разумеется, это так (или не так)!"

В качестве примера можно привести фрагмент из речи Демосфена: "Разве не противозаконно, отказавшись от лишних расходов, требовать для себя участия в почестях, воздаваемых тем, кто несет эти расходы? Разве не противозаконно обвинять человека, взявшего на это подряд, в том, что корабль вовремя не был поставлен у причала, и в то же время требовать для себя благодарности за хорошо выполненную службу?" .

Риторические вопросы могут ставиться и в такой форме, чтобы они направляли мысли слушателей в сторону отрицательного ответа. По свидетельству американского социального психолога Дэвида Майерса, на завершающем этапе предвыборной кампании 1980 г. Рональд Рейган эффективно использовал риторические вопросы для того, чтобы стимулировать у избирателей появление желательных для него мыслей:

Заключительную часть теледебатов он начал с двух сильнейших риторических вопросов, которые часто повторял на протяжении последней предвыборной недели: "Лучше ли вам сейчас, чем было четыре года назад? Легче ли сейчас пойти и купить необходимые для вас вещи, чем это было четыре года назад?". Большинство людей отвечали отрицательно, и Рейган, отчасти благодаря использованию в процессе убеждения избирателей этого способа нейролингвистического программирования, выиграл с перевесом даже большим, чем ожидалось .

В процессе убеждения для направления мыслей и чувств слушателей в определенном направлении риторический вопрос обычно используется в сочетании с такой риторической фигурой, как вопросно-ответный ход (эту фигуру называют еще риторическое рассуждение). Эта фигура предполагает использование обычных вопросов. При этом оратор задает себе и слушателям вопросы и сам на них отвечает.

Наглядным примером искусного использования этого приема для направления мыслей присяжных заседателей в нужную для дела сторону является следующий фрагмент из речи С. А. Андреевского по делу Зайцева, который после его изгнания купцом Павловым оказался без крова и средств существования, что подтолкнуло его к совершению убийства с целью ограбления:

"Что же теперь ему оставалось предпринять? Поступить на другое место? Для этого нужны знакомства – их у него не было. Родных, которые бы приютили, не было также... Ехать в деревню? Но каково туда появляться и что там с собою делать? Не забудьте, господа присяжные заседатели, что все эти вопросы должен был обсуждать Зайцев, будучи брошенным на улицу" .

Предупреждение, или предварение. Суть этой риторической фигуры заключается в том, что оратор, прогнозируя возражения слушателей или какого-либо оппонента, упреждая их, сам эти возражения формулирует и произносит, а затем на них отвечает .

Использование этого приема повышает убедительность выступления оратора благодаря тому, что у публики формируется представление о надежности, честности и беспристрастности оратора. Одновременно стимулируется выработка у слушателей контраргументов, направленных против позиции оппонента, критического отношения к его последующему выступлению, ослабевает впечатление от этого выступления. В результате повышается сопротивляемость аудитории к восприятию позиции и аргументов оппонента. Уильям Мак Гуайр назвал этот прием прививкой установки, поскольку она напоминает медицинскую прививку, предотвращающую возможность заболевания путем введения слабой формы вируса в здоровый организм .

В суде присяжных подобному эффекту с направлением мыслей и чувств присяжных заседателей и председательствующего судьи в нужную для дела сторону способствует использование приема, которые американские юристы называют "кражей грома" – тактики, которая позволяет значительно снизить воздействие потенциально опасной информации, способной повредить вашему делу. Суть этой тактики заключается в том, чтобы "украсть гром" – признать неблагоприятные для данной стороны факты, данные, информацию раньше, чем это сделает процессуальный противник.

Силу такой тактики со стороны защиты иллюстрирует эксперимент Кипа Уильямса, Мартина Буржуа и Роберта Кройла. В ходе этого исследования испытуемые наблюдали воспроизведенный в лицах уголовный процесс, где подсудимый обвиняется в избиении другого человека после словесной ссоры. Уильямс и его коллеги обнаружили, что "кража грома" (или признание данных, свидетельствующих против вас) значительно снижает вероятность того, что подсудимого сочтут виновным в преступлении, по сравнению с ситуацией, когда негативную информацию излагает обвинитель .

Адвокаты давно поняли важность "кражи грома". Как выразился видный адвокат Джерри Спенс, "я всегда вначале соглашаюсь со всем, что является истинным, даже если это вредно для моей аргументации. Будьте честными с фактами, которые вам противостоят. Признание, прозвучавшее из ваших уст, далеко не так губительно, как разоблачение, исходящее от вашего противника. Нам могут простить проступок, который мы совершили. Но нам никогда не простят проступок, который мы совершили и попытались скрыть" .

Анализируя суд над О. Дж. Симпсоном, Винсент Баглиоси, бывший прокурор округа Лос-Анджелес, выигравший 105 из 106 судебных процессов с участием присяжных по тяжким уголовным преступлениям, отмечает, что Марша Кларк, Крис Дарден и другие обвинители совершили множество стратегических ошибок, включая неспособность "украсть гром" у защиты: "Когда вам известно, что защита собирается представить дискредитирующие или неблагоприятные для вашей стороны свидетельские показания, вы сами представляете эти данные". Баглиоси далее объясняет, по каким двум причинам срабатывает "кража грома". Во-первых, "кража грома" повышает доверие; она показывает, что вы справедливы и готовы рассматривать свидетельства, независимо от их неблагоприятности для вашего дела. Во-вторых, для присяжных это означает, что негативные данные не так уж плохи (вы готовы их признать), и, таким образом, из потенциально опасной информации извлекается ее "жало" .

Вот почему, по свидетельству американских социальных психологов, "адвокатов специально обучают тому, как “сорвать атаку оппонента”, указывая на слабые места своей защиты еще до того, как это успеет сделать оппонент, не только лишив его выступление силы, но и создав впечатление собственной честности в глазах судей. Эксперименты подтверждают эффективность данной тактики. Видя, что адвокат сам обращает внимание на слабое место в своей аргументации, судьи в большей степени склонны считать его принципиальным и добросовестным и под влиянием создавшегося у них впечатления оказываются более благосклонными к подзащитному при принятии окончательного решения" .

Извлечению "жала" из потенциально опасной информации путем ее интерпретации с позиции обвинения или защиты способствует и такая риторическая фигура, как двусторонняя аргументация (двустороннее информирование). На действенность этой риторической фигуры обращал внимание Аристотель:

"Двустороннее информирование как фигура речи убеждает, потому что легко воспринимается смысл сопоставляемых идей, особенно когда они помещены рядом... ведь чтобы доказать, что одно из двух противостоящих умозаключений является ложным, их как раз и ставят рядом" .

В современной социально-психологической литературе отмечается, что чем более информированы члены аудитории, тем меньше вероятность, что их убедят односторонние доказательства, и тем вероятнее, что их убедит аргументация, в ходе которой излагаются, а затем опровергаются важные доводы противоположной стороны. Дело в том, что хорошо осведомленный человек, скорее всего, знаком с некоторыми из контрдоводов; когда коммуникатор избегает упоминать о них, информированные члены аудитории будут склонны прийти к заключению, что коммуникатор либо ведет нечестную игру, либо не способен опровергнуть подобные аргументы. Подобная реакция со стороны присяжных заседателей на одностороннюю аргументацию в судебной речи государственного обвинителя может быть обусловлена тем, что в ходе судебного следствия присяжные уже ознакомились с позицией и доказательствами обвинения и защиты. При двусторонней аргументации (двустороннем информировании) следует придерживаться следующей тактики: представлять точки зрения обеих сторон, подчеркивая слабости в позиции вашего противника.

Для направления мыслей и чувств присяжных заседателей в нужную для дела сторону можно использовать и такой прием, как фигура умолчания (или наведения). Ее сущность заключается в том, что оратор в своей речи не договаривает все до конца, не "разжевывает" слушателям очевидные мысли, конечные выводы, а только сообщает им веские фактические данные, которые на сознательном и подсознательном уровнях запускают логический механизм мышления таким образом, что слушатели самостоятельно, путем собственных размышлений и сопутствующих им подсознательных интеллектуальных и эмоциональных ассоциаций, приходят к прогнозируемым оратором конечным выводам.

Эта риторическая фигура, основанная на понимании общих психологических свойств человеческой природы, была хорошо известна еще древним ораторам. Античный риторик Деметрий в трактате "О стиле", комментируя слова древнего оратора Феофаста о том, что не следует дотошно договаривать до конца все, но кое-что оставлять слушателю, чтобы он подумал и сам сделал вывод, отмечал:

"Ведь тот, кто понял недосказанное вами, тот уже не просто слушатель, но ваш свидетель, и притом доброжелательный. Ведь он самому себе кажется понятливым, потому что вы предоставили ему повод проявить свой ум. А если все втолковывать слушателю, как дураку, то будет похоже, что [вы] плохого мнения о нем" .

На то, что фигура умолчания позволяет эффективно устанавливать психологический контакт со слушателями и направлять их мысли и чувства в нужную для дела сторону, обращали внимание и такие авторитеты, как Б. Паскаль, Р. Гаррис и П. С. Пороховщиков:

"Обычно людей более убеждают доводы, которые они открыли сами, чем те, что найдены другими" [цит. по: 82. С. 209] (Б. Паскаль).

"Существует способ повлиять наум присяжных, нимало не подавая виду об этом, и этот способ самый успешный из всех. Все люди более или менее склонны к самомнению, и каждый считает себя умным человеком. Каждый любит разобраться в деле собственными силами: всякому приятно думать, что он не хуже всякого другого умеет видеть под землею... Когда вы хотите произвести особенно сильное впечатление на присяжных каким-нибудь соображением, не договаривайте его до конца, если только можете достигнуть своей цели намеком; предоставьте присяжным самим сделать конечный вывод" (Р. Гаррис).

"Опытный оратор всегда может прикрыть от слушателей свою главную мысль и навести их на нее, не высказываясь до конца. Когда же мысль уже сложилась у них, когда зашевелилось торжество завершенного творчества и с рождением мысли родилось и пристрастие к своему детищу, тогда они уже не критики, полные недоверия, а единомышленники оратора, восхищенные собственною проницательностью" [цит. по: 112. С. 229] (П. С. Пороховщиков).

С точки зрения современных научных представлений из области социальной психологии эффективность фигуры умолчания объясняется тем, что, когда человек сам создает свои мысли и чувства, они становятся более значимыми, актуальными для него и лучше запоминаются. Кроме того, использование в судебной речи фигуры умолчания способствует предупреждению возникновения у слушателей негативизма по отношению к формируемой точке зрения. Такая обратная реакция нередко проявляется в случаях, когда человека слишком активно убеждают в чем-либо и это воспринимается им как покушение на его свободу думать и делать то, что он хочет .

Преодолению негативизма и активизации процесса самоубеждения слушателей с направлением их мыслей и чувств в определенном направлении способствует и такая несложная фигура речи, как неожиданный перерыв мысли, когда оратор неожиданно для слушателей прерывает начатую мысль, а затем, поговорив о другом, возвращается к недоговоренному ранее.

Использование интонации

Одним из эффективных выразительных средств речи, используемых для нейролингвистического программирования сознания и поведения слушателей, является интонация – важное смыслоразличительное средство языка. Одно и то же предложение, произнесенное с разной интонацией, приобретает иной смысл. Часто интонации, с которой произнесена фраза, доверяют больше, чем словам, т.е. прямому смыслу фразы .

В литературе по НЛП отмечается, что интонация и другие компоненты невербального поведения лица, передающего сообщение, часто определяют, как будет воспринято и истолковано вербальное сообщение:

"Если человек говорит “просто прекрасно” саркастическим тоном, то фактически он передает невербальное сообщение, прямо противоположное по смыслу вербальной части. Невербальные сигналы, например выражение лица и тон голоса, оказывают на нас эмоциональное воздействие, определяя наши чувства по отношению к чьим-либо словам... Правильные слова, сказанные “неправильным” тоном или с “неправильным” выражением лица, способны произвести эффект, прямо противоположный задуманному" .

Таким образом, эффективное убеждающее воздействие речи возможно только тогда, когда вербальные и невербальные компоненты речи, в том числе тон речи, конгруэнтны, т.е. соответствуют, не противоречат друг другу.

Интонационное выделение ключевых слов необходимо не только для обеспечения понятности содержащейся в речи логической аргументации, но и для обеспечения эффекта убеждающего внушения. Специалисты в области нейролингвистического программирования, основываясь на достижениях суггестивной лингвистики, рекомендуют выделять ключевые слова интонацией, громкостью, тембром и другими средствами интонационного выделения, так как это оказывает определенное внушающее воздействие .

По свидетельству С. Коледы, "экспериментрируя с гипнотическими техниками, Милтон Эриксон сделал важное открытие. Если в какой-нибудь нейтральный по содержанию текст вставить определенные ключевые слова и выделить их каким-то образом (если текст письменный – определенным шрифтом или цветом, если он произносится устно – интонацией, паузой, замедлением речи, снижением или увеличением громкости, жестом, изменением позы или положения тела в пространстве), бессознательное (в психике человека) примет их как руководство к действию... Эта психотехнология... позволяет влиять на бессознательное и вызывать требуемое поведение" .

Все это позволяет лучше понять смысл советов А. Ф. Кони, их направленность на обеспечение не только доказательности речи, но и эффекта убеждающего внушения (или внушающего убеждения): "Говорить надо громко, ясно, отчетливо (дикция), немонотонно... В тоне должна быть уверенность, убежденность... следует вообще менять тон – повышать и понижать его в связи со смыслом и значением данной фразы и даже отдельного слова (логическое ударение). Тон подчеркивает. Иногда хорошо “упасть” в тоне: с высокого вдруг перейти на низкий, сделав паузу. Это “иногда” определяется местом в речи... Точных указаний делать по этому вопросу нельзя: может подсказать чутье лектора, вдумчивость. Следует помнить о значении пауз между отдельными частями устной речи (то же, что абзац или красная строка в письменной). Речь не должна произноситься одним махом; она должна быть речью, живым словом" .

Интонация, кроме того, несет важную информацию о человеке, его отношению к предмету речи, собеседнику и даже о его характере. Это свойство интонации было отмечено еще в древности, о чем свидетельствует высказывание ученого XIII в. Абу-ль-Фаража:

"Тот, кто разговаривает, постепенно снижая голос, несомненно, чем-то глубоко опечален; кто говорит слабым голосом – робок, как теленок; тот, кто говорит пронзительно и несвязно, – глуп, как коза" [цит. по: 31. С. 161 ].

Следует учитывать, что интонация – комплексное средство речевого воздействия на сознание и подсознание слушателей, которое включает в себя несколько компонентов: мелодику, логическое ударение, громкость, темп и паузу . Рассмотрим их подробней, поскольку именно эти компоненты интонации, придавая речи оратора достаточную интонационную выразительность, позволяют направлять мысли и чувства присяжных заседателей и председательствующего судьи в нужную для дела сторону путем интонационного выделения, подчеркивания наиболее важных мыслей, фактов, обстоятельств.

Мелодика – это изменение высоты тона голоса на протяжении высказывания. В русском языке выделяются несколько типов мелодики, основными из которых являются:

• – мелодика завершенности, которая характеризуется понижением высоты голоса к концу высказывания и свойственна повествовательным предложениям, а также вопросительным предложениям с вопросительным словом;
• – вопросительная мелодика, которая характеризуется повышением высоты тона и свойственна вопросительным предложениям без вопросительного слова (общий вопрос);
• – мелодика незавершенности, которая близка к вопросительной, но характеризуется меньшим подъемом высоты тона и реализуется в неконечных частях рапространенного высказывания.

При помощи логического ударения оратор выделяет в высказывании ключевое, наиболее важное слово с целью обратить на него внимание слушателей. В зависимости от того, на какое слово падает логическое ударение, высказывание изменяет свой смысл. Поэтому логическое ударение называют еще смысловым выделением.

Громкость – это воспринимаемая слушателями интенсивность высказывания. Громкость обычно уменьшается к концу высказывания. Более важные в смысловом отношении части предложения обычно произносятся более громко, чем малозначимые части предложения.

Я. С. Пороховщиков особо предостерегал судебных ораторов от такой ошибки, как недостаточно громкая и отчетливая речь: "Эта ошибка повторяется постоянно; молодые защитники не замечают ее. Между тем акустика в наших залах невозможная, и глухой голос совсем пропадает в них. Судьи часто с трудом следят за речами сторон, а они ближе к защитнику, чем присяжные. Слышно начало фразы, не слышен конец; пропущено два-три слова, и потерян смысл целого предложения. Не имея привычки следить за собою, оратор не может наблюдать за тем, чтобы таким образом не пропадали и важнейшие его соображения", без которых логическая структура речи не воспринимается, теряется ее понятность и убедительность.

Убедительность речи пропадает еще и потому, что "такие негромкие и неотчетливые речи кажутся просто робкими, является представление, что говорящий сам не уверен в ценности своих слов и верности своих юридических соображений". И наоборот, "умеренно громкая, отчетливая речь, если только в ней не сквозит излишней самоуверенности, сразу располагает залу в пользу оратора и внушает присяжным убеждение, что его следует слушать со вниманием" .

Недостаточно громкая речь особенно опасна, когда она произносится монотонно, "журчит ручейком", поскольку она очень быстро утомляет присяжных заседателей, вводит их в полудремотное состояние, при котором снижается эффективность восприятия и понимания ее содержания:

"Остерегайтесь говорить ручейком: вода струится, журчит, лепечет и скользит по мозгам слушателей, не оставляя в них следа. Чтобы избежать утомительного однообразия, надо составить речь в таком порядке, чтобы каждый переход от одного раздела к другому требовал перемены интонации" .

Достаточно громкая, отчетливая и немонотонная речь привлекает внимание и эффективно воспринимается и внутренне перерабатывается присяжными заседателями и председательствующим судьей только тогда, когда она произносится в оптимальном темпе.

Темп речи – скорость произнесения элементов речи (звуков, слогов, слов) в единицу времени, например в секунду или минуту. Для эффективного интонационного выделения оптимальным является естественный, умеренно медленный темп речи, который помогает присяжным заседателям правильно воспринять (услышать), логически переработать и критически оценить все высказанные оратором существенные факты, доказательства, мысли, идеи, выступающие в качестве логических посылок рассуждений и конечных выводов по вопросам о виновности.

Темп речи не должен быть слишком медленным (усыпляющим) или слишком быстрым. При стремительном темпе судебной речи и допроса восприятие, мышление, воображение и память присяжных заседателей не поспевают за текущей информацией, содержащейся в речи. О том, что излишне быстрый темп речи не соответствует психофизическим и психофизиологическим свойствам человеческой природы слушателей, свидетельствует высказывание античного риторика Деметрия: "Подобно тому как не замечаешь бегущих людей, так можно не расслышать и быструю речь" .

В современной литературе по риторике также отмечается, что слишком быстрый темп речи препятствует ее эффективному восприятию и снижает ее убедительность:

"Вы когда-нибудь пытались сосчитать количество окон в вагонах пассажирского поезда? Когда он стоит у перрона, это не составляет труда. Но как это сделать, когда поезд мчится на всех парах? Ведь мы просто не в состоянии в этом случае различить отдельные окна!.. Многие ораторы забывают об этой примечательной закономерности, всякий раз отдавая предпочтение речи в темпе экспресса... При очень высоком темпе речи аудитория воспринимает ее скорее как вызов или как тест на способность восприятия, но не как побуждение к осмыслению сказанного. Выступающие, которые говорят слишком быстро, рискуют столкнуться с неспособностью аудитории адекватно воспринять содержание выступления в целом: слушатели выделяют в стремительной речи лишь ранее известные им положения и оценивают их по принципу “нравится – не нравится”. Но контекст выступления, его лейтмотив оставят без должного внимания... Для повышения убедительности выступления большинству ораторов достаточно отвести на выступление чуть больше времени, чем обычно, и говорить в более медленном темпе. Следует также учитывать и культурный аспект размеренно звучащей речи: как правило, люди, говорящие сравнительно медленно, воспринимаются окружающими как доминирующие, излагающие свои мысли с подчеркнутой ясностью. Такие ораторы обычно вызывают у слушателей больше уважения, чем “торопыжки”... Наиболее общее правило для выбора оптимального темпа речи можно сформулировать так: чем больше у вас слушателей, тем медленнее вы должны говорить" .

Сказанное не означает, что всю речь оратор должен произнести в одном и том же темпе, оптимальном для усвоения ее содержания, например, со скоростью 120 слов в минуту. Для того чтобы помочь слушателям, особенно с аудиаль- ным первичным предпочтением, легко различать главные идеи от периферийной информации, темп речи необходимо варьировать в зависимости от ее содержания. Наиболее важные, веские мысли и факты следует излагать медленнее, особенно если они имеют важное значение для понимания выступления в целом. Специалисты в области нейролингвистического программирования объясняют это следующим образом:

"Когда вы подходите к важной части вашего выступления, бывает полезно слегка ослабить темп вашей речи, чтобы подчеркнуть важные слова и позволить человеку с аудиальным первичным предпочтением найти время, чтобы впитать в себя и сохранить данную информацию" .

Темп речи может быть несколько выше среднего, если по ходу выступления излагаются множество подробностей, имеющих приблизительно одинаковое значение для понимания сути речи, а также при необходимости в повторении наиболее значимых положений речи или в резюмировании отдельных ее разделов .

В современной литературе по риторике выделяют еще один компонент интонации, неразрывно связанный с темпом, – темпо-ритм, под которым понимается равномерное чередование ускорения и замедления, напряжения и ослабления, долготы и краткости, подобного и различного:

"У каждой человеческой страсти, состояния, переживания свой темпо-ритм. Когда, каку Гамлета, в душе борются решение с сомнением, одновременно борются и несколько ритмов. В противоположность этому темпо-ритмическое однообразие речи делает ее бессмысленной и скучной, усыпляет слушателя, внимание становится рассеянным, ток обратной связи, взаимодействия ритора и аудитории нарушается. Самые оригинальные и интересные мысли и суждения остаются вне восприятия" .

Взаимодействие судебного оратора с присяжными заседателями и председательствующим судьей, их обратная связь нарушаются, и его речь воспринимается ими как бессмысленная и скучная и в тех случаях, когда темпо-ритм и вообще интонация определенных фрагментов речи или речи в целом не соответствуют их содержанию, предмету речи. На этот недостаток судебной речи специально обращал внимание П. С. Пороховщиков:

"У нас на суде почти без исключения преобладают печальные крайности; одни говорят со скоростью тысяча слов в минуту; другие мучительно ищут их или выжимают из себя звуки с таким усилием, как если бы их душили за горло; те бормочут, эти кричат. Оратор... говорит, почти не меняя голоса и так быстро, что за ним бывает трудно следить. Между тем Квинтилиан писал про Цицерона: “говорит с расстановкой”. Если вслушаться в наши речи, нельзя не заметить в них странную особенность. Существенные части фраз по большей части произносятся с непонятной скороговоркой или робким бормотанием; а всякие сорные слова вроде: при всяких условиях вообще, а в данном случае в особенности; жизнь – это драгоценное благо человека; кража, то есть тайное похищение чужого движимого имущества, и т.п. – раздаются громко, отчетливо, “словно падает жемчуг на серебряное блюдо”. Обвинительная речь о краже банки с вареньем мчится, громит, сокрушает, а обвинение в посягательстве против женской чести или в предумышленном убийстве хромает, ищет, заикается" .

В этой связи необходимо выделить еще один важный компонент интонации – паузу, которая представляет собой перерыв в звучании. В литературе по психологии убеждения отмечается, что пауза выполняет две взаимосвязанные смыслообразующие функции:

"У нее двойная функция: с одной стороны она фиксирует внимание аудитории на уже сказанном, на пройденном пути, с другой – мобилизует внимание для своего броска вперед, выводит его на передовые позиции рассуждения, одновременно подготавливая тылы формально-логических ресурсов" .

Необходимо отличать логическую паузу от психологической. Логическая пауза необходима для того, чтобы оттенить логическую структуру высказывания, точно передать смысл и значение фразы и ее ключевых слов, обозначить логический переход от одной мысли к другой, от одного вопроса к другому, от одного предложения к другому, от одной части судебной речи к другой. Логическая пауза придает речи четкость, логическую стройность и законченность.

Как отмечал К. С. Станиславский, "если без логической паузы речь безграмотна, то без психологической она безжизненна" [цит. по: 106. С. 226].

Дело в том, что психологические паузы более красноречивы и многозначительны, чем логические. Основное функциональное предназначение психологических пауз заключается в том, чтобы подчеркивать в речи наиболее важные места, основные доказательства, наиболее серьезные возражения, привлечь к ним внимание слушателей и таким образом направить их мысли и чувства в нужном для дела направлении.

Например, государственный обвинитель говорит: "Обвиняемый подошел к потерпевшей и...". Сделав паузу, прокурор описывает преступные действия в отношении несовершеннолетней жертвы изнасилования. Такая пауза привлекла внимание слушателей к последовавшей за ней информации о способе совершения преступления. После этого прокурор продолжил речь и сделал еще одну паузу: "Подсудимого не остановило даже то, что потерпевшей... (здесь пауза) всего 7 лет". В этом случае психологическая пауза после слова "потерпевшей" привлекает внимание и подготавливает слушателей к восприятию отягчающего ответственность обстоятельства – совершения преступления в отношении малолетнего ребенка .

Таким образом, наличие психологической паузы усилило психологическое воздействие фразы, направило мысли и чувства присяжных заседателей и председательствующего судьи в нужную для дела сторону.

Следует отметить, что для эффективного направления мыслей и чувств присяжных заседателей и председательствующего судьи в судебной речи психологические паузы необходимо делать не только до, но и после изложения существенных с позиции обвинения важных мыслей, фактов, обстоятельств. Это объясняется тем, что такая пауза необходима для того, чтобы заработал механизм самоубеждения слушателей, чтобы они активно и творчески внутренне переработали эту существенную информацию, осмыслили, осознали, прочувствовали и запомнили ее до того, как им будет сообщена другая информация. Такая внутренняя активность слушателей при переработке существенной информации без психологических пауз невозможна. Об этом свидетельствуют результаты психологического исследования С. В. Герасимова:

"Если сразу же за пониманием одной идеи начинает излагаться следующая, то для творчества просто не остается места. Более того, разные циклы мышления накладываются друг на друга и интерферируют, что значительно затрудняет восприятие и запоминание материала, каждому знакомо чувство невозможности продолжить работу после осознания новой для себя яркой идеи. Пауза в этом случае необходима. Эта пауза заполнена напряженной внутренней активностью" .

Паузы и другие средства интонационного выделения ключевых слов сообщения особенно широко используются в психотерапевтической практике для того, чтобы побудить человека критически взглянуть на свои бессознательные стереотипы, изменить отношение к непродуктивным стереотипам. Например, Милтон Эриксон очень часто, выделив интонацией одно из ключевых слов, делал паузу на три-четыре минуты, чтобы дать время для внутренней работы, связанной с самостоятельной переработкой таких слов .

Государственный обвинитель и защитник должны умело использовать различные средства интонационного выделения существенной информации не только при произнесении судебной речи, но и при ведении допросов в ходе судебного следствия. Так, опытные прокуроры и адвокаты сразу же после того, как допрашиваемый сообщит им важную доказательственную информацию, некоторое время выдерживают паузу и не задают ему другие вопросы. Этот прием использовал герой романа Джона Гришема адвокат Руди Бейлор:

"Я ненадолго умолкаю, делая вид, что отыскиваю на столе нужную бумагу. Это один из взятых на вооружение мною приемов, который должен позволить присяжным глубже прочувствовать только что сказанное" .

Таким образом, логические и психологические паузы являются важным смыслоразличительным средством языка. Они выполняют в устной речи роль, аналогичную соответственно запятой и многоточию в письменной речи. В зависимости от места расположения логической паузы в устной речи и запятой в письменной речи может существенно изменяться смысл и значение высказывания. Об этом свидетельствует известная фраза "Казнить нельзя помиловать", которая меняет свой смысл на противоположный в зависимости от того, где в письменной речи ставится запятая, а в устной делается пауза.

Смысл и значение определенного высказывания может изменяться и при помощи такого способа нейролингвистического программирования, как рефрейминг.

Выразительность и образность речи как коммуникативные качества базируются на специфическом характере человеческого сознания, на особенностях отображения во внутреннем мире человека мира внешнего. Наш мозг проделывает колоссальную работу по восприятию, накоплению, переработке сигналов разной модальности (слуховой, зрительной, тактильной, обонятельной и т.п.), по продуцированию на их базе образов, эмоционально-экспрессивных откликов, представлений и понятий, тесно сращённых со словом. С одной стороны, мы имеем навязываемый нашему уму извне мир, с другой – нет иного пути познания и отображения этого мира, взаимодействия с ним. Воображение стоит у истоков человеческого сознания, формирования всего «психокосмоса» человека. Современными исследованиями установлено, что воображение человека проявляется и в сфере сознательного, и в сфере бессознательного (даже в большей степени), что мозг человека способен создавать такое количество воображаемых ассоциаций, которое превосходит число атомов в нашей галактике. Следовательно, потенциальные возможности человека необычайно велики, задача оратора, любого говорящего заключается в умении эффективно использовать это неисчерпаемое богатство. Способность управлять своими эмоциями, воображением, памятью ведёт в первую очередь к выразительности и образности речи.

Условиями выразительности и образности речи являются:

самостоятельность мышления, уважение к собственной индивидуальности и творческому потенциалу, отказ от шаблона;

активное чувственно-эмоциональное переживание тех идей, которые говорящий хочет донести до аудитории;

знание выразительных возможностей языка – фонетических, лексических, синтаксических, стилистических;

тренировка, предполагающая изучение образцовых текстов, создание текстов по образцу и без образца, развитие самоконтроля.

Выразительность речи опирается на такое фундаментальное свойство психического восприятия, как различение фигуры и фона. Учитывая именно это свойство, мы можем сказать, что выразительно в речи всё то, что выделяется семантически (по смыслу) и формально (по форме) на общем речевом фоне или в типовой ситуации общения. Выразительность и образность речи играют важную роль прежде всего в привлечении и поддержании внимания слушателей.

Следует помнить, что выразительность и образность письменной речи и устной при несомненном сходстве имеют и немало отличий. Так, в устной речи колоссальную нагрузку несут невербальные (несловесные) средства коммуникации – мимика, жест, взгляд, поза оратора, а также слитая со словом и общим смыслом интонация. Кроме того, устная и письменная речь структурно различны, а речь оратора, хоть и протекает в устной форме, является не спонтанной, а заранее подготовленной. При этом речь оратора не должна восприниматься как заранее написанный текст, а должна как бы рождаться на глазах у слушателей, что предъявляет серьёзные требования к её выразительности. И молчание может стать сильнейшим выразительным средством.

Выразительной делают речь фразеологизмы, крылатые слова и выражения, пословицы и поговорки, в которых заключены ёмкие и точные образы, позволяющие вызывать эти образы у слушателей, создавать на их основе новые яркие ассоциации. Исключительный эффект даёт воскрешение прямого смысла во фразеологизмах (устойчивых выражения), их комбинирование и переосмысление.

Особую роль в выразительности ораторской речи играют фигуры и тропы, их предпочтительнее рассмотреть в теме «Украшение речи».

Выразительность и образность речи тесно связаны с её богатством (разнообразием), но понятие богатства речи шире первых двух понятий. Богатство (разнообразие) речи определяется умением использовать элементы всех уровней языковой системы – фонетического, лексического, грамматического, стилистического. Например, умение использовать многозначность слов, сталкивать в одном слове прямое и переносное значение приводит нередко к удивительной глубине и точности образа. Так, в одной из интермедий А.Райкина герой говорит о себе: «На мне блестящий… в некоторых местах костюм», и мы видим одинокого, довольно жалкого человека, претендующего на значительность. Такое обыгрывание значений слова называется каламбуром. Каламбур – это пародийное использование разных значений одного и того же слова или двух разных, сходно звучащих слов, а также слов и словосочетаний, совпадающих в звучании: «Трамвай представлял собой поле брани » (Э.Кроткий).

Богатство речи любого человека определяется прежде всего именно лексическим богатством и разнообразием: активным и пассивным словарным запасом, знанием прямых и переносных значений слов, умением использовать синонимы и антонимы, устойчивые словосочетания.

Однако лексикой не исчерпываются потенциальные возможности выразительности и богатства языка. Не менее богаты морфология и синтаксис. Так, с помощью разнообразных приставок и суффиксов можно передавать тончайшие нюансы нашего отношения к чему-либо.

Вот, например, три глагола, сходных по значению: подумать, задуматься, призадуматься. Какой из них лучше употребить, если мы хотим обратить внимание аудитории на факт, в котором есть что-то настораживающее, какая-то внутренняя неправда? Известный советский юрист Я.С.Киселёв в своей речи избирает точный вариант, при этом использует конструкцию, обладающую определённой силой воздействия: «Стоит призадуматься, как могло случиться, что жертва не питает зла к обидчику?» (Н.Я.Ивакина. Культура судебной речи. - М., 1995).

Большие экспрессивные возможности скрыты в грамматических формах. Например, очень часто, описывая прошлое, мы прибегаем к глаголам настоящего времени, тем самым как бы приближая события, делая слушателей участниками этих событий.